Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) - автор книги "The End of History and the Last Man", штатный консультант корпорации "RAND" в Вашингтоне, округ Колумбия, США.
Рецензия на книгу "Новая холодная война? Религиозный национализм в столкновении со светским государством" Марка Юргенсмейера. The New Cold War? Religious Nationalism Confronts the Secular State by Mark Juergensmeyer. University of California Press, 1993, 292 pp.
Книга Марка Юргенсмейера "Новая холодная война? Религиозный национализм в столкновении со светским государством" прослеживает наблюдаемый в последнее время во всем мире подъем фундаменталистских религиозных движений. Автор утверждает, что религиозный национализм одержал решительную победу над светским национализмом, проявив себя самой динамичной и мощной "идеологией порядка" в ряду подобных идеологий на исходе холодной войны. В настоящее время широкое распространение получила идея о том, что сам по себе секуляризм, независимо от его демократической или коммунистически-социалистической формы, оказался пустым и неудовлетворительным типом общественной организации. В глазах новых религиозных националистов секуляристские националистические государства, появившиеся непосредственно в результате процесса деколонизации, представляют всего лишь более утонченную и скрытую форму культурного империализма Запада. Автор утверждает: "Поразительно, с каким единодушием религиозные политики - христиане в Восточной Европе или в бывшем Советском Союзе; мусульмане или евреи на Ближнем Востоке и в Средней Азии; сикхи, индусы или буддисты в Южной и Юго-Восточной Азии - отвергают секуляристские политические идеологии в западном стиле, отчасти потому что они отвергают их притязания на универсальную применимость" (с. 144). Предвосхищая тему, которую недавно развил Самуэль Хантингтон (Samuel Huntington) в летнем номере "Foreign Affairs" за 1993 год, Юргенсмейер утверждает, что идеологические конфликты в период холодной войны представляли междуусобные споры соперничающих культурных систем Запада, а конфликты будущего станут межкультурными, сосредоточившись прежде всего в сферах религиозного раскола.
Примеры религиозного национализма Юргенсмейер берет в основном из опыта стран третьего мира. Он начинает с той довольно известной политической проблемы, которую исламский фундаментализм ставит перед светскими режимами в Иране, Пакистане, Египте, Палестине и Алжире. Он отмечает, что революция Хомейни в Иране оказалась неожиданностью для американцев, ибо западные общественные науки придерживаются главным образом постулата о постоянном распространении секуляризации. Западные ученые все еще недооценивают стремления незападных народов "вернуться" назад в прошлое и вновь обрести утраченную опору в религии. Такое же явление наблюдается и в Южной Азии, где светское, националистическое и социалистическое государство, основанное Джавахарлалом Неру, сотрясается от ежедневных нападок со стороны воинствующих индуистских, сикхских и мусульманских религиозных фанатиков, так и со светским государством в Шри-Ланке, где воинствующий буддизм столкнулся как с тамильским национализмом. Религиозный национализм, далеко не исчерпавший своих ресурсов к концу 80-х годов, получил свежий импульс в связи с распадом коммунизма, вызвавшим взрыв самых разнообразных прежде подавлявшихся религиозных движений, не только исламских в Средней Азии и Закавказье, но и христианских движений в России, Украине, Польше и в других частях Восточной Европы.
Как правило, Юргенсмейер вдумчиво и взвешенно анализирует эти религиозные процессы и их мрачное значение в сегодняшней мировой политике. Например, он отмечает большую несовместимость многих религиозных националистических движений с либерализмом и защитой прав человека, чем с демократией. В самом деле, в отрыве от либерализма демократия может оказаться удобным инструментом для распространения нетерпимого фундаментализма. Тревожное заглавие данной книги, напоминающее о замене холодной войны апокалипсическим столкновением религиозных цивилизаций, - это вопрос, раздумье, но не однозначный прогноз. Хотя Юргенсмейер вполне осознает реальность угрозы религиозного национализма для либерализма и мирового порядка, он тем не менее лоялен по отношению к самой религии. Учитывая критику западного либерального индивидуализма Роберта Беллы (Robert Bellah) и Аласдэра Макинтайра (Alasdair MacIntire), Юргенсмейер утверждает, что в религиозном возрождении есть и потенциально здравое зерно.
Как и в случае гипотезы Хантингтона о "столкновении цивилизаций", анализ, проводимый Юргенсмейером, точнее всего приложим к Ближнему Востоку и Южной Азии, но абсолютно недостаточен для попытки общей характеристики мировой политики. Например, за пределами Шри Ланки буддизм в последние годы не приобрел ни воинственной, ни политизированной формы (с частичным исключением секты Сокка Гоккай в Японии). Склонные к терпимости доктрины буддизма легко сосуществуют с конфуцианством, даосизмом, христианством и синтоизмом, и вполне вероятно, что они облегчили распространение капитализма и демократии в некоторых частях Азии. Высокий уровень ассимиляции и большое число межэтнических браков китайцев и тайцев в Таиланде объясняются терпимым типом буддизма, исповедуемым в этой стране.
Еще более серьезная проблема возникает при уподоблении Юргенсмейером христианства положению ислама или индуизма. Верно, что в большинстве стран бывшего коммунистического мира наблюдается возрождение христианской религии, отвергающей, как и исламский или индусский фундаментализм, светский универсализм социализма. Однако в отличие от последних двух движений христианство в большинстве случаев не враждебно капитализму, либеральной демократии, национализму или современному светскому либеральному государству (в противоположность советскому обществу). Юргенсмейер сам указывает, что католическая церковь в Польше сыграла объединяющую роль в сбрасывании коммунизма. Как писал Хантингтон в своей вышедшей в 1991 году книге "Третья волна" ("The Third Wave"), громадное большинство новых демократий, возникших после 1974 года, зародились в католических странах, и во многих из этих стран церковь превратилась из противника в сторонника либеральных учреждений.
Вероятно, самым значительным недостатком рецензируемой книги является отсутствие анализа протестантского фундаментализма, получившего невиданное возрождение в Латинской Америке и в некоторых частях Азии. Одна пятая населения Чили, почти треть населения Гватемалы и четверть населения Южной Кореи являются в настоящее время протестантами. В Сеуле находится крупнейшая в мире община пятидесятников с 500 000 прихожан. Немногие краткие упоминания Юргенсмейером протестантских фундаменталистов носят негативную оценку: склонность к насилию, содействие климату политической нетерпимости в развитых странах.
Однако если взглянуть критически на данный вопрос, то окажется, что протестантский фундаментализм разрушает в более крупных масштабах шаблонный анализ, применяемый при рассмотрении движений религиозного возрождения. К настоящему времени появилось уже большое количество эмпирических социологических исследований тех последствий, к которым привело обращение в протестантизм, в том числе вхождение в общину пятидесятников, населения Латинской Америки. В основном эти исследования подтверждают гипотезу Макса Вебера (Max Weber) о том, что протестантизм, особенно в своем пуританском (т.е. фундаменталистском) варианте, склонен поддерживать капитализм и ценности, необходимые для его экономической и политической модернизации. Фундаментализм протестантов в отличие от собрата на Ближнем Востоке поощряет деполитизацию своих приверженцев, направляя их к решению вопросов благодати и внутреннего спасения. Многие левацкие (и некоторые католические) критики ошибочно принимают такой подход за поддержку военно-авторитарного статус-кво. Однако медленный, но неуклонный прогресс в области здравоохранения, образования, роста доходов и развития внутренних связей в общине, сопровождающий обращение в протестантизм, приводит к появлению сильного гражданского общества, а следовательно, к созданию частного "политического пространства", необходимого для функционирования стабильной демократии. Таким образом, в конечном итоге протестантский фундаментализм в третьем мире не только не враждебен демократическим ценностям Запада, но и активно способствует созданию среды, в которой они могли бы процветать.
Другая странная ошибка в концептуальном каркасе рецензируемой книги - это применение автором термина "светский национализм" при описании основного политического наследия, оставленного Западом прежним колониям. Цитируя таких авторитетных авторов, как Ганс Кон (Hans Kohn) и Руперт Эмерсон (Rupert Emerson), Юргенсмейер утверждает, что политики Запада в ранний послевоенный период видели в светском национализме положительную и главную сущность политической модернизации, спасительной для третьего мира. Однако, не различая варианты светского "национализма", Юргенсмейер некоторым образом соглашается с утверждением исламских фундаменталистов о полном совпадении демократии и коммунизма.
На самом же деле критически мыслящие люди на Западе проводили различие между демократической, социалистической и авторитарной версиями национализма. Их отношение ко многим формам светского национализма было далеко не однозначным после 1945 года: Европа в конце концов только что вышла из двух чудовищных мировых войн, в которых светский национализм играл огромную роль. В то время как США поддерживали национальные чаяния подданных колоний европейских стран, рассматривая их национализм как потенциальный оплот в борьбе против коммунизма, Вашингтон не спешил поддержать такой национализм сам по себе: это видно хотя бы на примере бурных отношений США с президентом Египта Гамаль Абдель Насером. Хотя люди демократического Запада единодушно поддерживали религиозную терпимость, они не становились от этого воинствующими секуляристами или антиклерикалами, и многие из них полагали, что как раз религиозная свобода и есть один из основных моментов, доказывающих превосходство демократии над коммунизмом. В самом деле, как показывает проведенный нами выше анализ протестантизма в Латинской Америке, христианство и демократия были тесно переплетены между собой в течение многих лет. Вот почему христианские активисты в Восточной Европе, вопреки утверждениям Юргенсмейера, не приняли как коммунизм, так и современную демократию и увидели в последней путь к восстановлению нормальной религиозной жизни.
Одной из раздражающих опасностей нового мироустройства является потеря силы обобщающих закономерностей за пределами специфического региона. Несомненно, что в последние годы наблюдались возрождение фундаментализма в широких масштабах, раскалывающего народы по религиозным и культурным границам, а также воинственность и политизированность его форм. Но в то же время, если религиозный фундаментализм на Ближнем Востоке и в Южной Азии вообще враждебен либеральной демократии, то в Восточной Европе и Латинской Америке он, напротив, поддерживает демократию, а в остальной Азии почти не наблюдается вовсе. В целом все же это скорее тенденция, чем единое движение. Поэтому отсутствие единства в религиозном фундаментализме превращает его в наименее вероятного противника в любой "новой холодной войне".
