В сталинские времена советская пропаганда называла социально-политическую систему Советского Союза «прообразом будущего мира», пытаясь изобразить переход к социализму под водительством Кремля как неизбежный исторический императив. Но история избрала совершенно иной путь. Ошибочные методы осуществления мечты о коммунизме, попытки навязать коммунизм грубой силой и жестокими репрессиями показали ложность подобных представлений о так называемой исторической необходимости. Мир будущего – мир наших детей и внуков – не станет похожим на тот, который предвидел Ленин и стремился создать Сталин. Завтрашний мир не будет строиться на принципах тоталитаризма. Скорее всего, начнут преобладать принципы «меритократии» – руководства, базирующегося на знаниях, полученных в университетах и научно-исследовательских институтах. В качестве основы организации общества будут выступать не нации или классы, а личность – ответственность возьмет на себя каждый гражданин в отдельности. Целью государств явится не захват чужих территорий и установление там своего правления, а улучшение жизни в своей стране, повышение жизненного уровня и увеличение продолжительности жизни граждан. Люди XXI века добьются благоденствия и справедливости в обществе тем, что обеспечат прежде всего справедливость для каждого человека. Вследствие этого в международных отношениях больший вес приобретет экономика, а не политика.

  До конца XX столетия концепция истории уходила корнями в европейскую модель государственной политики, определявшейся националистическими ценностями и символикой. Наступающая эпоха будет во все большей мере характеризоваться азиатской моделью государственной политики, базирующейся на экономических ценностях, которые предполагают в качестве основного принципа использование знаний для получения максимальной выгоды. Именно таким путем Япония стала после второй мировой войны экономической сверхдержавой. Подобным же образом меньшие и менее амбициозные государства – Южная Корея, Сингапур, Тайвань и Гонконг – сумели из развивающихся стран превратиться в экономически сильные державы с активным торговым балансом. Даже тарифные ограничения, введенные некоторыми западными государствами, чтобы выдержать конкуренцию с новыми «азиатскими тиграми», не замедлили экономического роста указанных стран. Сейчас на этот многообещающий путь становятся Китай и Индия – два гигантских государства с огромным внутренним «общим рынком». Скоро к азиатскому клубу присоединятся все еще не до конца оправившийся от нанесенных войной ран Вьетнам, а также Таиланд и Северная Корея.

  Экономические успехи этих азиатских стран проистекают из двух решений, приобретших кардинальное стратегическое значение: во-первых, автоматизировать промышленные предприятия и компьютеризировать индустрию услуг; во-вторых, предоставить всем гражданам возможность получить образование и обучиться работе на компьютерах. Компьютерная революция имеет даже более далеко идущие последствия, чем появление книгопечатания, открывшего путь в эпоху Просвещения и позволившего добиться всеобщей грамотности. После того как Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок, у каждого человека появилась возможность общения со множеством других людей. Теперь этот процесс ускоряется. У нас есть средства расширить свои горизонты, создать новый мир информации, коммуникаций и творческой активности.

  В 1987 году, вскоре после того, как я покинул пост премьер-министра правительства национального единства, мне довелось побывать в Институте робототехники Университета Карнеги – Меллона в Питтсбурге. Там я встречался с учеными и исследователями, которые занимаются проблемой использования компьютеров в области философии, пытаясь выйти за пределы существующих сейчас границ восприятия и познания. Среди этих ученых был профессор Герберт Саймон, лауреат Нобелевской премии 1978 года в области экономики, один из создателей политологии, человек, сделавший больше, чем кто-либо другой, для разработки новой и многообещающей проблемы искусственного интеллекта. Там также находился французский журналист Жан-Жак Серван-Шрейбер, бывший в то время главой парижского Центра компьютерных исследований. Вот как он отразил мою беседу с Саймоном.

  Саймон: Чтобы узнать, как функционирует мозг человека, мы должны разработать средства повышения эффективности мыслительного процесса и внедрить их как в систему образования, так и в повседневное интеллектуальное творчество. С нашими идеями мы побывали в Пекине, где введен трехлетний курс, в ходе которого обучение осуществляется с опорой на решение примеров, причем без участия преподавателей. Вот результаты: студенты, проходившие этот курс, успевали лучше других и закончили обучение за два года вместо трех.

  Перес: Как извлечь практическую пользу из данной концепции?

  Саймон: Разработав компьютерный курс для обучения, мы можем использовать компьютер, чтобы понять себя. Таким образом усовершенствуется наш мыслительный процесс. Затем, вероятно, будут созданы компьютеры, способные думать. Тут встает философский вопрос: по праву ли человек считается единственно избранным существом, наделенным мыслительными способностями? Мы должны понять, какое место занимаем в более широкой системе – в системе мироздания. Проблема не в том, как нам выделить себя из природы, а в том, как слиться с ней. Нам следует осознать, что мы – частица огромного мира, и научиться жить с ним в согласии.

  Перес: Итак, с ваших слов, эта техника может быть использована в двух областях – для обучения и для принятия решений.

  Саймон: Да, отдельные системы уже широко используются для выработки решений. Компьютеры «служат» во многих отраслях промышленности и принимают решения на уровне экспертов.

  Перес: Способен ли компьютер предвидеть последствия своих решений? Может ли он это делать лучше, чем человек?

  Саймон: Может, но только если в той или иной области человеческой деятельности имеется адекватная теория. Когда инженер проектирует мотор, он в состоянии точно предсказать, как этот мотор будет работать. Но когда вам предлагают действовать в соответствии с конкретной экономической стратегией, ни компьютеры, ни экономисты не могут гарантировать, что их предсказания оправдаются. Как известно, в данной области удовлетворительной теории еще не разработано.

  Перес: Это, очевидно, объясняется тем, что экономика в значительной степени зависит от социальной психологии. Никакой компьютер не способен предоставить данные о совокупной психологической реакции народа на то или иное мероприятие, ибо поведение в сфере экономики сильно обусловлено настроениями и ожиданиями населения.

  Саймон: Новейшие исследования в области математики привели к несколько пессимистическим выводам относительно нашей возможности делать точные предсказания, даже на уровне чистой логики. Сегодня существует математическая теория, названная «теорией хаоса», которая утверждает, что даже математические системы могут вести себя совершенно непредсказуемо.

  Перес: Это чрезвычайно интересно! Я понял – мы не должны винить себя в том, что все более скептически относимся ко многим вещам, все чаще сомневаемся.

  Саймон: Возможно, в какой-то степени вы правы!

  Профессор Саймон подвел нас к парадоксальному открытию: весьма вероятно, что, когда мы наконец поймем, как действует искусственный интеллект, нам удастся узнать, как функционирует человеческий мозг, и тем самым раскроется тайна того, каким будет новый мир – мир будущего.

  На следующий день свой разговор с Саймоном я обсуждал с Серван-Шрейбером. Я сказал ему, что Университет Карнеги – Меллона уникален, поскольку через систему образования комплексно, многоаспектно исследует широкий круг проблем: от философии до экономики. Мы не имеем права зря тратить ни время, ни силы на то, чтобы учиться медленно, готовясь к новой эпохе, которая наступает столь стремительно. Нам следует срочно начать подготовку кадров для работы во всех областях, до того как новая эпоха станет реальностью. Всякое промедление поставит под угрозу будущее. Компьютерная революция означает также, что каждый получит возможность принимать решения самостоятельно, поскольку все будут иметь в своем распоряжении устройства, могущие обеспечить необходимую информацию. Мудрость – это по меньшей мере сгусток информации. Как только знание сделается доступным каждому, оборудование и машины станут все более миниатюрными, уменьшатся и расходы, необходимые на их приобретение. Возможно, это будет означать конец эры массовой продукции – наследия промышленной революции – и начало мелкосерийного производства. В сельском хозяйстве отнюдь не размер поля определит масштабы и качество собранного урожая, а объем знаний, вложенных в производство.

  Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что процветание страны зависит не столько от масштабов природных ресурсов, обладаемой территории и накопленных богатств, сколько от масштабов приобретенных знаний. На рубеже XXI века – на пороге мира будущего – это и есть подлинное богатство страны. Оно держится на достижениях науки, имеющих прикладное значение для развития новых технологий. Примечательно, что создание сложнейших технологий и изделий требует поразительно небольших затрат.

  Ближний Восток способен использовать как уроки компьютерной революции, так и опыт стремительно развивающихся и достигших экономического могущества стран Азии. С этой целью руководители государств региона должны отказаться от вчерашних конфликтов и вкладывать средства в образование, а не в гонку вооружений. В школах должна начаться революция знаний. Процесс образования, толчок которому дается с первым вздохом младенца, продолжается на протяжении всей его жизни. Чтобы добиться успеха, нельзя допускать разрывов в образовании: образование, которое получаем мы сами, и то, что даем детям и внукам, должно быть взаимоувязанным. Это длительный, непрерывный и динамичный процесс. Русский писатель Максим Горький говорил: «Моя жизнь – это мои университеты». Сегодня мы должны сказать: «Мои университеты – это моя жизнь».

  У образования две основные задачи: во-первых, накопление и передача знаний и, во-вторых, формирование традиций и ценностей. Первая задача универсальна – не существует различий между «арабским» знанием Авиценны, «польским» знанием Коперника и «еврейским» знанием Эйнштейна. Различия в традиционных ценностях, напротив, носят национальный, религиозный, исторический и этнический характер. Унаследованная нами от эпохи Просвещения этика предполагает открытость, готовность признавать иные ценности и находить общий знаменатель, объединяющий всех людей. Конечно, чисто национальные и религиозные этнические ценности трудно делить с людьми другой национальности и другого вероисповедания. Возможно, время для этого еще не настало. Тем не менее когда в нашем регионе воцарится мир, то появится и возможность сотрудничества в области науки, техники и образования для обмена практическими знаниями, – знаниями, которые помогут всем добывать наш хлеб насущный. Со временем мы научимся признавать то общее, что объединяет всех людей, и таким образом сможем преодолевать национальные и религиозные преграды. Но чтобы достигнуть такой интеллектуальной открытости, нам необходим подлинный мир, нужно отказаться от психологических препон, порожденных вековым противоборством. Воистину сотрудничество в сфере образования наряду с признанием наших соседей и правомерности как исторического опыта, так и самого существования каждого из нас научит следующее за нами поколение, как сохранить мир. И тогда распахнутся врата в новые миры, расширятся горизонты наших идеалов, разума и знаний.