ВОСТОКОВЕДНЫЙ СБОРНИК (выпуск второй). М., 2001, 374 стр.
Стр. 57-76

Вплоть до середины XX столетия территория современной Иордании оставалась одним из наиболее отсталых, в том числе и в культурном отношении, районов арабского мира Создание и укрепление основ национального государства было необходимым, но далеко не достаточным условием для того, чтобы вырваться из состояния массовой нищеты, невежества, болезней, повысить материальный и культурный уровень жизни населения. Решение этих сложных проблем было невозможно без экономического подъема страны значительного расширения финансовых возможностей иорданского государства. Ведь нужды социокультурного развития страны требовали весьма внушительных государственных ассигнований.

К моменту установления мандатного режима в Трансиордании архаичная общественная структура опиралась на общинно-родовой строй, в недрах которого формировались феодальные отношения, опутанные многочисленными натурально-патриархальными связями, основывавшимися на широком распространении общинных форм землевладения и землепользования.

Основное население Трансиордании было представлено кочевыми племенами, внутри которых процесс имущественного расслоения находился на начальной стадии. В земледельческих общинах имущественное и социальное неравенство приобрело значительно более рельефные очертания в результате распространения феодализма, превращавшегося в ведущий уклад при еще сохранявшемся преобладании натурально-патриархальных форм эксплуатации. Определенное развитие получило также издольное хозяйство, в котором владелец предоставлял землю арендаторам на условиях отчуждения им докапиталистической земельной ренты. Кроме того, имелось натуральное крестьянское хозяйство. Основная часть земледельческого населения, не втянутого в регулярные рыночные связи и относительно свободного от произвола только нарождавшейся феодально-ростовщической прослойки, в известной степени сохраняло свою хозяйственную самостоятельность. Но из-за распространявшегося постепенно малоземелья (под влиянием увеличения населения и по мере нараставшей имущественной дифференциации) часть крестьян вынуждена была прибегать к аренде дополнительных земель, принадлежавших крупным собственникам.

Тем не менее создание важнейших государственных институтов Трансиордании во второй половине 30-х годов XX в. и развитие тенденции к привлечению представителей местного общества к управлению страной способствовали активизации участия государства в процессах социальной и хозяйственной модернизации. Ведущая роль национального государства в общественном и экономическом развитии страны вытекала и из политики, проводившейся Великобританией по отношению к эмирату. По мнению арабского исследователя X.Хаурани, “наиболее существенным и принципиальным в методах колониального господства над Трансиорданией выступало стремление британского империализма как силы, игравшей ведущую роль в сохранении этого господства, не к эксплуатации природных богатств страны. Целью гегемонии Великобритании становилось не колониальное расхищение сырьевых ресурсов или традиционное инвестирование. Все это было второстепенно по сравнению с главным, состоявшим в том, что Великобритания была заинтересована в стратегическом положении страны и в опоре на нее ради решения внешних по отношению к Трансиордании задач экономического, политического и военного характера”¹. Уместно заметить, что подобная политика диктовалась в определенной степени ограниченностью природных ресурсов страны по сравнению с рядом других государств Ближнего и Среднего Востока.

Решение государством-мандатарием накопившихся в русле его региональных интересов задач стимулировало создание на территории Трансиордании достаточно развитой инфрастуктуры, включавшей сеть шоссейных и железных дорог, военные и гражданские аэродромы, нефтепроводы, телефонные и телеграфные коммуникации, а также порт Акаба на побережье Красного моря². В свою очередь, усилия трансиорданского государства были нацелены на становление в стране отвечавших потребностям ее собственной эволюции сельскохозяйственного и промышленного производства, а также сферы услуг – торговли, банковской системы, туризма.

Во второй половине 30-х годов в Трансиордании при активной поддержке государства начали возникать первые механизированные предприятия по производству оливкового масла, напитков, а также мельницы и пекарни. В 1935-1936 гг. в стране появились первые ткацкие фабрики, а в 1945 г. – предприятия по производству хлопчатобумажных изделий в Аммане. Формировавшаяся национальная промышленность осваивала также выпуск строительных материалов, керамики, кожаных изделий. Тем самым не только удовлетворялись потребности местного населения, определенная часть продукции экспортировалась в Сирию, Палестину и Египет³.

Развитие сферы национального производства осуществлялось, в первую очередь, за счет усиления роли частного капитала в экономике страны. Естественно, что подавляющее большинство создаваемых предприятий были небольшими и экономически слабыми. Тем не менее вторая половина 30-х – 40-е годы демонстрировали последовательное, хотя и медленное увеличение доли сравнительно крупных (по региональным масштабам) акционерных обществ среди зарегистрированных в стране подобных структур. Так, если до 1935 г. они полностью отсутствовали, а к концу 30-х годов их насчитывалось всего шесть среди зарегистрированных 42 компаний с капиталом более 240 тыс. иорд. динаров, то к 1945 г. это число выросло до 24 из 341 компании. Эти структуры специализировались на производстве строительных материалов, алкогольных и безалкогольных напитков, сборке и ремонте промышленного оборудования, а также функционировали в сфере выработки электроэнергии⁴. Подавляющее большинство указанных предприятий было сосредоточено в Аммане и других крупных городах страны, становившихся одновременно важнейшими центрами деловой активности. В то же время государство последовательно и целеустремленно расширяло долю бюджетной помощи в деле становления национальной промышленности, главными отраслями которой стали добыча поташа на Мертвом море и производство фосфатов в рамках госсектора⁵.

Наряду с этим серьезное внимание трансиорданское государство уделяло содействию процессам товаризации сельского хозяйства, которое предполагало создание условий для закрепления в собственности традиционной знати кочевых племен значительных земельных наделов, с одной стороны, и формирование имевшей тенденцию к росту сети крестьянских фермерских хозяйств в зонах проживания оседлого населения, с другой. Результатом проводимого курса стало, прежде всего, сокращение численности кочевого населения: в 1943 г., по данным Бюро статистики эмирата, только 11,8% населения продолжали традиционный кочевой образ жизни, а 52,9% были уже полностью оседлыми⁶. Одновременно наблюдался значительный рост сельского населения (66,2% в 1943 г.), которое проживало теперь не только в традиционно земледельческой провинции Аджлун, но и в районах Балка, Аль-Керак и Маан⁷.

Разрушение основ бедуинской жизни, а также существенное увеличение доли занятых в земледелии позволяло переориентировать сельское хозяйство эмирата с производства преимущественно продукции скотоводства на выращивание зерновых, бахчевых, а также овощных и фруктовых культур. При этом обе отрасли сельского хозяйства – и животноводство и земледелие – начинали работать на рынок, во все большей мере создавая базу для последовательного развития национальной промышленности. Этому же способствовала и политика государства, расширявшего зоны поливных земель в земледельческих районах, внедрявшего в сельское хозяйство современные методы агрикультуры и содействовавшего переходу к их использованию с помощью гибкого налогообложения⁸.

Социально-экономические явления, возникшие в межвоенный период и связанные с некоторым прогрессом в развитии производительных сил и на этом фоне с усилением социального расслоения в местном обществе, приобрели более оформленные черты в годы Второй мировой войны.

В тот период рост спроса на сельскохозяйственную продукцию привел к увеличению производства товарного зерна – главной культуры трансиорданского земледелия, имевшей стабильный рынок сбыта, который обеспечивался британскими войсками и населением соседней Палестины. В земледелие, ставшее выгодной сферой приложения капитала, вовлекались новые представители местных имущих слоев. Увеличивалось число крупных землевладельцев, скупавших земли у крестьян или отчуждавших их в иных формах. Параллельно быстро росло количество безземельных крестьян, из числа которых (а также из вчерашних кочевников) начал складываться сельскохозяйственный пролетариат.

Изменения затронули и мелкокрестьянский сектор. Под влиянием благоприятной конъюнктуры зерновые доходы части крестьян увеличивались. Наряду с общим улучшением экономической ситуации это способствовало превращению натурального крестьянского хозяйства в мелкотоварное, а также выделению в ходе этого процесса зажиточной прослойки из числа разбогатевших товаропроизводителей.

Переход от полупатриархальных и феодальных отношений к раннекапиталистическим обусловил растущие потребности в кредите. Это вызвало резкое оживление на рынке заемных средств, которые предоставлялись исключительно ростовщиками. Распространение ростовщического кредита на кабальных условиях приводило к образованию крестьянской задолженности и дальнейшей дифференциации в среде простых товаропроизводителей, которых разоряли ростовщики, паразитировавшие на их хозяйствах.

Превращение Трансиордании в крупного экспортера зерновых в дополнение к тому, что и ранее она была важным центром реэкспорта различных товаров в сопредельные страны, в годы войны сделало ее (в особенности Амман) важнейшим коммерческим центром. Менее строгие, чем в других государствах этого региона, импортные ограничения давали возможность получать высокие прибыли, что привлекало в Трансиорданию торговцев и коммерсантов из Сирии, Египта и других стран Ближнего Востока. На волне заметного повышения уровня деловой активности осуществлялось накопление и местного торгового капитала.

Хотя рассматриваемый период стал для складывавшейся иорданской буржуазии временем интенсивного накопления капитала, производительное его использование было затруднено. В частности, помещение его в промышленность было в целом непривычно для местных владельцев денежных средств. В результате добывающая отрасль была по-прежнему представлена разработкой в ограниченных масштабах минеральных солей в районе Мертвого моря и сокращавшейся кустарной добычей поташа и асфальта, а обрабатывающая – небольшими предприятиями пищевой и легкой промышленности. Население удовлетворялось в основном продукцией примитивного производства и отчасти немногочисленными ввозимыми товарами.

Торгово-ростовщическая деятельность, которая была наиболее развитой в Трансиордании, по самой своей природе – чужда производственной активности. К тому же прибыль от их операций была настолько велика, что не стимулировала поиска иных выгодных сфер для вложения капитала. Развитие предпринимательства за счет иностранного капитала также не имело существенных перспектив, поскольку страна не располагает достаточно богатыми и разнообразными природными ресурсами.

Отсутствие такого важного консолидирующего фактора концентрации населения, как развитие промышленности, обусловило то, что в начале 40-х годов менее 25% населения эмирата проживало в городах, самые крупные из которых насчитывали не более 10 тыс. жителей. Крупнейшим городом был Амман с населением около 30 тыс. человек⁹.

Палестинская война 1948-1949 гг. и последующее присоединение Восточной Палестины к Иордании привели к существенным сдвигам в демографической ситуации и социальной структуре страны. Из-за наплыва палестинских беженцев население королевства увеличилось в 3 раза. Общая площадь обрабатываемых земель возросла на одну треть¹⁰. В этот период около 60% населения страны не имело постоянных источников средств к существованию. К 1950 г. доля малоземельных и неимущих крестьян выросла до 30-40%¹¹.

Резкое увеличение населения и перевод в Иорданию капиталов зажиточными палестинцами вызвали в стране импортный бум, во время которого заметно обогатилась торговая буржуазия, особенно амманские купцы. Строительный бум, также вызванный наплывом беженцев, и связанный с ним рост спроса на рабочие руки в известной степени уменьшили число безработных. В эти годы заметно выросла прослойка подрядной буржуазии, нажившей крупные средства на строительных операциях.

В результате непосредственно затронувших Иорданию политических потрясений конца 40-х годов существенно изменилась экономическая ситуация в стране. Появились свободные капиталы у зародившейся иорданской и пришлой палестинской буржуазии, возник рынок свободной рабочей силы, а рост населения и повышение спроса на промышленную продукцию создали весомые предпосылки для развития национального промышленного производства на частнокапиталистической основе. Возникновение предпринимательской прослойки в земледелии наряду с ростом безземельного крестьянства привело к накоплению факторов, способствовавших трансформации аграрного строя Иордании в сторону капитализма.

Однако преобразование хозяйственной структуры аграрного сектора на капиталистической основе наталкивалось на целый ряд объективных препятствий. Например, производство на богатых землях, составляющих основу земельного фонда страны, было подвержено исключительно сильным колебаниям и соответственно связано с крайне нестабильным притоком прибыли, что сдерживало процесс внедрения капиталистических элементов. В зоне орошаемого земледелия, которая составляла лишь 6% обрабатываемых площадей, становлению новых форм хозяйствования препятствовали выраженная чересполосица, карликовые наделы мелкотоварных производителей¹². Эволюция помещичьего хозяйства тормозилась застойным характером развития производительных сил.

В промышленности политическая нестабильность удерживала потенциальных предпринимателей от выгодных капиталовложений. Промышленный подъем тормозился нехваткой электроэнергии, дефицитом сырья (кроме оливок, табака, шкур) для промышленной переработки. В начале 50-х годов в стране имелось всего 153 кустарно-промышленные мастерские с числом занятых более пяти человек, на которых трудилось менее 1,2 тыс. рабочих и служащих. Их совокупный капитал составлял около 740 тыс. иорд. динаров¹³.

Стабилизация иорданской государственности, ускорившаяся в 50-е годы, ее приспособление к новым внешнеполитическим условиям, связанным с возникновением Государства Израиль, способствовали росту отдельных секторов производства в стране, модернизации инфрастуктуры.

Подключение иорданской экономики к системе мировых капиталистических связей предопределило приток финансовой помощи из западных стран. Однако надежды на интенсивные вливания в тот период не оправдались. К тому же в условиях преобладания докапиталистических форм хозяйствования в аграрном секторе и мелкого кустарного производства в промышленности возможности для мобилизации внутренних финансовых ресурсов за счет капитализации созданной прибавочной стоимости как фактора увеличения капитала были крайне ограниченными.

Учитывая это, государство взяло на себя инициативу создания смешанных компаний в ключевых отраслях экономики. Так, в 1953 г. возникла Иорданская компании по разработке фосфатов, 93% акций которой принадлежали государству. Тогда же был образован и ряд фирм с тем или иным долевым участием государства, среди них Компания иорданских цементных заводов, где государству принадлежали 49,9% акций, Компания арабского поташа, в акциях которой государственная доля составляла 51%¹⁴. Собственники капитала охотно становились совладельцами акций местного партнера в лице государства, гарантировавшего стабильную прибыль. В созданной несколько позже Иорданской компании по переработке нефти уже только 6% капитала принадлежали государству, остальные были распределены среди частных партнеров¹⁵.

Таким образом, в 50-е годы в Иордании наметилась тенденция к сращиванию государственного и частного капитала в простейшей форме, что было вызвано как слабостью национального капитала, так и необходимостью ускорить развитие частнохозяйственной инициативы, гарантировать благоприятные условия для первоначального ее становления.

В начале 60-х годов в стране насчитывалось уже 7 тыс. промышленных предприятий с числом рабочих от 5 тыс. и более, на которых было занято 25 тыс. человек. Имелось и большое количество поделочных мастерских с числом работающих менее пяти человек. В промышленности создавались 10% национального дохода королевства¹⁶.

В результате шагов, предпринимавшихся правительством в хозяйственной сфере, темпы прироста занятости в 1955-1961 гг. составляли в среднем 5% в год, что привело к снижению уровня безработицы с 60% экономически активного населения в 1950 г. до 7-10% в начале 60-х годов¹⁷. Темпы прироста занятости и в дальнейшем (вплоть до 1967 г.) составляли 4% ежегодно, опережая темпы прироста рабочей силы в других странах со сходными условиями развития, где этот показатель не превышал 2-5% в год¹⁸.

70-е годы – своего рода рубеж в формировании современного промышленного потенциала страны. Именно с этого времени в его развитии наметились новые тенденции. Задачи экономического подъема, необходимость приведения в соответствие возможностей государства и поставленных целей по ликвидации отсталости, в том числе и социокультурной, а также по продвижению вперед модернизации, диктовали иные пути в проведении хозяйственной политики. Это нашло отражение прежде всего в ускоренном развитии иорданской промышленности. Так, с 1970 по 1982 гг. число зарегистрированных предприятий увеличилось с 2,3 тыс. почти до 12,5 тыс. При этом только во второй половине 70-х годов были выданы лицензии на 2,3 тыс. мелких предприятий и на 670 средних и крупных (по иорданским масштабам). О концентрации наемного труда на них говорят следующие цифры: из общего числа предприятий удельный вес тех, на которых занято пять или более человек, составлял в начале 80-х годов 12%, с числом занятых 100 и более человек – всего 1,4%. В общей сложности частная добывающая и обрабатывающая промышленность давала работу 40 тыс. человек, или 10% занятых¹⁹.

Вместе с тем следует отметить, что в производственной сфере концентрация капитала была значительно меньше, чем в сфере услуг и торговле. Так, практика функционирования сигового амманского овощного рынка, сложившегося к середине 60-х годов, указывает на засилье здесь замкнутого клана крупнейших торговцев, высокую степень концентрации торговой деятельности в их руках при слабо выраженной специализации по товарным группам. В 1966-1967 гг., например, оптовых торговцев было всего 37 человек, причем восемь крупнейших из них контролировали до 65% всех торговых операций²⁰.

В этот же период существенные сдвиги в промышленности сопровождались менее активными переменами в сельском хозяйстве, которое все же оставалось ведущей отраслью национальной экономики по числу занятых (35-40% экономически активного населения), по удельному весу в национальном доходе (до 70%) и по доле в экспорте (около 50%). В 60-е годы менее 10% общего числа сельских жителей составляли крупные и средние земельные собственники и 77% – мелкие и мельчайшие землевладельцы²¹.

В начале 60-х годов положение в аграрном секторе не претерпело существенных изменений. Иорданской деревне, как и прежде, было свойственно достаточно четко выраженное неравенство. На долю 24% собственников с участками менее 0,1 га приходилось 1,1% земель, принадлежавших частным лицам. В то же время прослойка из 356 человек, составлявшая всего 0,7% собственников, располагала 17% земель²².

По-прежнему сохранялся мелкотоварный характер большей части сельскохозяйственного производства при наличии значительного числа потребительских хозяйств. Хотя к середине 70-х годов уровень товаризации сельского хозяйства заметно повысился, главным образом за счет овощеводства и садоводства, все же до 48% хозяйств (имевших в собственности 25% совокупной площади земель) квалифицировались как производящие продукцию в основном для собственного потребления. В целом же хозяйства, ориентированные на рынок, по площади минимум втрое превосходили те, которые ограничивали производство собственными потребностями²³.

В целом уровень развития капиталистических отношений в сельском хозяйстве оставался ниже, чем в промышленности, хотя аграрная политика государства, прежде всего практика кредитования, содействовала постепенной ломке архаических производственных отношений и переходу к буржуазным. Они развивались в основном в пригородном земледелии и в экспортных отраслях сельского хозяйства, где благоприятные климатические условия и наличие орошения наряду с интенсивными методами производства позволяли получать высокую прибыль. В районе Керака, например, образовались капиталистические фермы по выращиванию зерновых.

Отъезд значительной части населения, в том числе и сельского, на заработки в страны Персидского залива стимулировал приток в сельское хозяйство большого числа иностранцев. В начале 80-х годов только в долине р. Иордан – главном аграрном центре страны – до 90% занятых на сельскохозяйственных работах составляли сезонные иностранные рабочие.

Дефицит рабочей силы стал компенсироваться применением машин и механизмов, преимущественно в районах выращивания зерновых на богатых землях. В начале 80-х годов в стране использовалось более 4,5 тыс. тракторов, 240 комбайнов, а также сеялки, молотилки, насосы и другая техника²⁴. Наметилась тенденция к более активному применению минеральных удобрений с целью повышения урожайности.

Модернизация технической базы земледелия и химизация производства в сочетании с широкими масштабами использования наемного труда свидетельствуют об ускорении развития земледельческого капитализма в 70-х – начале 80-х гг. Капитализм, укрепляя свои позиции в аграрном секторе, превратился в господствующий уклад в деревне при сохранении преобладания мелкотоварных форм производства.

Наряду с расширением в рассматриваемый период частнокапиталистического предпринимательства, а также государственного вмешательства в производственную сферу, большую роль в социально-экономическом развитии королевства играла кредитно-финансовая деятельность иорданского государства. Из действовавших в стране 17 банков восемь были национальными, в числе которых два крупнейших – Арабский банк, имевший широкие деловые связи с различными банковскими корпорациями мира, и Центральный банк, выступавший в качестве руководителя всей банковской системы Иордании. В королевстве также активно действовали пять инвестиционных банков и организаций, семь специализированных кредитных структур и два фонда, занимавшихся операциями с акциями национальных компаний и правительственными ценными бумагами. Они же аккумулировали пенсионные отчисления, мелкие сбережения населения и отчисления по социальному страхованию. В 1978 г. в Аммане была открыта фондовая биржа, которая вела операции на рынке ценных бумаг и осуществляла продажу облигаций государственных займов.

Важным средством государственного регулирования процесса накопления капитала в изучаемый период стала разработка и реализация программ социально-экономического развития, нацеленных, помимо решения хозяйственных задач (повышение темпов прироста ВВП, сооружение современных предприятий в различных отраслях, повышение эффективности производства, преодоление региональных диспропорций и т.п.), на ускорение социокультурной модернизации Иордании (развитие системы образования, здравоохранения, социального обеспечения, создание новых рабочих мест, повышение материального и культурного уровня жизни населения).

Первый национальный план развития Иордании, разработанный на 1962-1967 гг., сводился в основном к определению основных направлений в размещении государственных капиталовложений и проведению налоговой и административных реформ, практически не выдвинул оформленной стратегии развития. Не оказав должного воздействия на реализацию программы экономического строительства, спустя два года он был заменен новым, семилетним планом на 1963-1970 гг., согласно которому среднегодовые темпы прироста ВВП определялись на уровне 6,1%, а валовые внутренние накопления должны были составить 15% ВВП. Официальная цель этой программы заключалась в уменьшении дефицита в торговом балансе и доли иностранной помощи в государственном бюджете, а также в решении проблемы занятости²⁵.

Выполнению этого плана во многом помешало серьезное обострение политической обстановки на Ближнем Востоке, связанное с войной с Израилем в 1967 г., и последующее ухудшение экономического положения Иордании из-за аннексии Западного берега р. Иордан, где было сосредоточено все производство иорданских калийных солей и 48% промышленных предприятий, выращивалось от 30 до 80% национального сбора овощей, фруктов, маслин, зерновых и т.д. ²⁶ К тому же в Иорданию переселились более 400 тыс. беженцев, что требовало выделения средств на оказание им помощи и создание новых рабочих мест.

Экономические потери были резко усугублены событиями 1970 г., когда в стране происходили вооруженные столкновения между правительственными войсками и палестинскими формированиями. Все это ухудшило хозяйственную конъюнктуру, снизило уровень деловой активности, сократило масштабы частнокапиталистической деятельности.

Тем не менее Иордания смогла добиться определенных успехов в создании ряда промышленных отраслей, строительстве ирригационных и других сельскохозяйственных объектов. Повысился уровень образования и здравоохранения, подверглись реорганизации административные и финансовые институты.

Трудности с реализацией семилетнею плана не заставили иорданское правительство отказаться от разработки последующих социально-экономических программ. Как было сформулировано в официальных документах, “иорданская стратегия развития исходит из принципа необходимости коренных изменений в структуре народного хозяйства, повышения производства, доходов на душу населения и уровня занятости, уменьшения дефицита в торговом балансе, повышения местных финансовых доходов государства”²⁷.

В 1972 г. был принят трехлетний план развития на 1973-1975 гг., в котором намечалось достичь восьмипроцентного среднегодового прироста ВВП, повысить внутренние доходы государства для покрытия текущих расходов (в том числе и на социокультурную сферу), уменьшить дефицит внешнеторгового баланса, улучшить структуру экономики с целью увеличения доли материального производства в ВВП. Однако реализации поставленных задач опять помешали политические события, связанные с арабо-израильской войной 1973 г., приведшей к политической и экономической нестабильности в регионе. Война вызвала не только задержки с поставками оборудования и материалов в Иорданию, но и создала для местных и иностранных предпринимателей и инвесторов угрозу потери капиталов, что вновь сузило сферу частнохозяйственной инициативы. В результате образовался разрыв между программами промышленного развития и их финансированием. Это привело к тому, что в намеченное время в строй было введено менее 75% запланированных производственных мощностей, причем среди незавершенных оказались промышленные объекты, наиболее важные с точки зрения национального хозяйства²⁸.

План на 1976-1980 гг. осуществлялся в более благоприятных для Иордании условиях. Частичный переход к ней экономических функций Ливана, охваченного гражданской войной, размещение в королевстве значительных иракских заказов, транзит грузов для Ирака, вступившего в военные действия с Ираном, через иорданскую территорию, а также перевод значительных средств со стороны арабских нефтеэкспортирующих государств обеспечили существенные сдвиги в темпах экономического роста страны.

Исходя из принятой на этот период стратегии развития – ориентации на осуществление крупномасштабных экономических проектов, бόльшая часть плановых ассигнований была направлена в производственную сферу и инфраструктуру. Так, только на восемь объектов, в том числе фосфатный, нефтеперерабатывающий, поташный, химический и цементные заводы, а также ГЭС в г. Эз-Зарка, была выделена треть инвестиций²⁹.

Ряд намеченных в предшествовавшей пятилетней программе направлений получил дальнейшее развитие в плане на 1981-1985 гг. Прежде всего было предусмотрено резкое – в 4 раза – увеличение совокупных капиталовложений в экономику. Общие инвестиции были намечены в сумме 3,3 млрд. иорд. динаров, из которых 1,76 млрд. вкладывало государство, остальное – частные фирмы и компании. При этом на развитие производственного сектора и туризма как основных источников накопления валютных средств было выделено почти 53% плановых ассигнований³⁰. В наиболее крупных масштабах осуществлялось финансирование добывающей промышленности (23%) и транспорта (16%)³¹. Прирост в производственном секторе должен был ежегодно составлять 14,9%, а в сфере услуг – 8,4%. Темпы роста продукции сельского хозяйства были намечены в размере 7,5% в год, причем долю сельскохозяйственного производства в ВВП страны намечалось к 1985 г. снизить до 7,2% против 8,2% в 1979 г., а удельный вес промышленности, напротив, увеличить до одной трети ВВП³².

Однако на пути экономического строительства Иордания столкнулась с серьезными трудностями, из-за которых план не был полностью выполнен. Более того, имеющиеся данные показывают, что фактически темпы прироста ВВП снизились в 1985 г. до 3% по сравнению с 6,2% в 1980 г.³³

Оценивая в целом итоги хозяйственной модернизации в Иордании в 80-е годы, следует подчеркнуть, что расходы на содержание административного аппарата, армии и полиции, сложности в проведении единой государственной политики финансирования потребностей социально-экономи-ческого развития приводили к тому, что текущие доходы оказывались зачастую не в состоянии компенсировать рост государственных расходов.

В результате в 1984-1991 гг. Иордания пережила серьезный экономический кризис. Нехватка средств внутреннего финансирования привела к замедлению темпов роста промышленности, сокращению сельскохозяйственного производства, росту безработицы. Общие трудности хозяйственного развития усугублялись увеличением военных расходов, которые оценивались более чем в 20% всех бюджетных ассигнований.

Все это сопровождалось систематическим сокращением поступлений валютных средств из внешних источников финансирования, главным образом от арабских нефтедобывающих государств. В соответствии с Багдадским соглашением от 1978 г. Иордания в качестве страны, пострадавшей от израильской агрессии, должна была получать от арабских продуцентов нефти в течение 10 лет по 1250 млн. долл. ежегодно безвозмездной финансовой помощи. Кроме того, указанные страны обещали взять на себя бремя поддержания обороноспособности королевства. Таким образом, по имеющимся оценкам, ежегодная арабская финансовая помощь должна была составлять 3,5-4 млрд. долл.³⁴ Однако в 80-е годы только Саудовская Аравия выполняла свои финансовые обязательства, остальные страны или делали это крайне нерегулярно и не в полном объеме (Кувейт, ОАЭ) или вообще прекратили оказание помощи. В результате, если в начале рассматриваемого периода Иордания получала ежегодно около 1 млрд. долл., то в конце 80-х годов объем арабской помощи уменьшился до 500-600 млн. долл.³⁵ Одновременно значительно сократились поступления валютных средств и из других источников, прежде всего от США.

Снижение безвозмездной помощи вынудило иорданское правительство прибегать к займам и кредитам как на цели социально-экономическо-го развития, так и на закупку вооружений, что привело к образованию внешнего долга, который на конец 1991 г. оценивался в 8,3 млрд. долл. Около половины этой задолженности приходилось на военные долги. В то же время подавляющую ее часть составляли кредиты, предоставленные или гарантированные государством. Около 20% внешнего долга представляли собой кредиты коммерческих банков³⁶.

Из общей суммы внешней задолженности около 5 млрд. долл. (более 60%) были предоставлены финансовой группой, известной под названием “Парижский клуб” и включающей представителей правительств США, Франции, Великобритании, Германии, Японии и ряда других промышленно развитых стран, а также их финансовыми институтами. Остальная часть займов и кредитов была получена от “Лондонского клуба”, объединяющего коммерческие банки-кредиторы, а также от различных арабских фондов и из некоторых других источников³⁷.

Анализ хозяйственной эволюции Иордании в 30-80-е годы XX в. показывает, что страна, следуя по капиталистическому пути, сумела добиться определенных позитивных результатов, заложить начальные основы современного производства. При этом развитие королевства наталкивалось на серьезные трудности политического и экономического характера. Во-первых, Иордании, находившейся в самой гуще событий на Ближнем Востоке, уже много лет несущих прямую угрозу стабильности и безопасности не только в регионе, но и во всем мире, нелегко было поддерживать намеченные планами развития темпы экономического роста. Другой важный момент заключается в том, что нехватку собственных источников накопления (которая представляла собой самую серьезную опасность, сдерживающую процесс становления национального хозяйства) приходилось компенсировать иностранной помощью, займами и кредитами. Тем не менее Иордании удавалось в рассматриваемый период изыскивать финансовые и материальные ресурсы не только для хозяйственного развития, но и на цели социокультурной модернизации, что мы попытаемся осветить ниже. В этой связи заметим только, что экономические достижения, социальная трансформация иорданского общества заложили фундамент для преодоления культурного отставания королевства, выхода этой страны из периферийного состояния.

Поступательное движение Иордании, ликвидация отсталости во всех сферах жизни страны были невозможны без непосредственного участия в этих процессах всех слоев общества, социальная структура которого постепенно модернизировалась под влиянием прежде всего внутренних факторов политического, экономического и общественного характера.

Важнейшим фактором, определявшим в 30-80-е годы XX в. политическое, хозяйственное и социокультурное развитие Иордании (и сохраняющим свое значение и поныне), было разложение традиционного общества. Оно происходило, как и в других арабских странах, постепенно, уступая место новым социальным структурам. В совокупности эта перестройка материальной и духовной жизни иорданского социума выражается в процессе модернизации, который проявлялся в рассматриваемые годы прежде всего в структурной трансформации общества, которая сопровождалась индустриализацией, ростом несельскохозяйственного труда и соответственно падением занятости в земледелии и скотоводстве, ростом городов, внедрением машинной техники и достижений науки во все сферы хозяйственной жизни (промышленность, сельское хозяйство, строительство, транспорт, услуги), развитием массовой грамотности, профессионального обучения, среднего и высшего образования, а также политической, экономической и культурной интеграцией общества на базе современных социальных структур.

Территория современной Иордании, как уже отмечалось, была на протяжении столетий вплоть до середины XX в. одним из самых отсталых в экономическом и культурном отношении районов. арабского мира. Здесь утвердилась архаичная общественная структура с поздно появившимися на базе племенного устройства феодальными отношениями, которые тесно соседствовали с общинно-родовыми формами объединения населения, по большей части обитавшего в зонах племенного кочевья, лишенного регулярных хозяйственных связей с соседями и почти поголовно неграмотного.

С незапамятных времен южные и юго-восточные районы Иордании населяли в основном племена кочевников. Среди них издавна сложилась довольно четкая социальная традиция, главным критерием которой был преобладающий вид скота, принадлежавшего племени. Своеобразной кочевой аристократией (асаиль) считались племена верблюдоводов. Другие скотоводческие племена – такие, как, например, швайя, занимавшиеся овцеводством, мааза, разводившие коз, и бакара, пасшие крупный рогатый скот, находились в своего рода вассальной зависимости от более сильных и воинственных верблюдоводов. К наиболее крупным и влиятельным племенам (остатки которых сохраняются и поныне) относились бени сахр, хувейтат и сирхан.

В течение последних пяти-шести десятилетий бедуины Иордании постепенно переходили к оседлому образу жизни. Если в начале 40-х годов бедуинов насчитывалось 250-300 тыс., то к концу 60-х их численность значительно уменьшилась, и в рамках некогда привычного им образа жизни оставалось не более 55 тыс. человек. К середине 70-х годов их было уже менее 40 тыс., и это число продолжало сокращаться³⁸.

Трудности быта и пример оседлых жителей все чаще заставляли бедуинов отказываться от кочевок, они все более охотно оседали на землю. Прикрепление бедуинов к земле – результат новых явлений в социально-экономической жизни Иордании, о которых говорилось выше. Они подорвали кочевое хозяйство и заставили большинство жителей пустыни изменить традиционный образ жизни. Сильное воздействие оказала также целенаправленная политика государства, стремившегося вовлечь бедуинские массы в полноценную хозяйственную деятельность.

По мере того как укреплялась иорданская государственность со всеми присущими ей институтами власти и управления общественным развитием, бедуины все более оказывались под контролем правительства. Если раньше они могли сравнительно легко ускользать из-под опеки государства и не подчиняться его установлениям, то в новое время эта возможность постепенно исчезла. В прежние времена бедуины были воинами и обладали высокой подвижностью, их потребности были скромными. В контакт с внешним миром они вступали, руководствуясь преимущественно собственными целями и желаниями. С наступлением современной цивилизации они утратили изолированность, замкнутость и тем самым потеряли преимущества, которые делали их сильным противником. Новые транспортные средства позволили властям контролировать передвижение бедуинов даже в тех случаях, когда они располагали отменными скакунами. Теперь были бессмысленны их попытки скрыться в далеких глухих уголках пустыни. Новые виды вооружения, монополизированные государством, еще более ослабили позиции племен – арсенал их военных средств уже не действовал безотказно. Авиация, средства электронного наблюдения лишили бедуинов и полицейской функции. Их военизированные формирования сохранялись во многом как дань традиции. Демонстрационный эффект города, жители которого пользовались различными благами, заставил бедуина менять вкусы и привычки. Новые технологии свели на нет традиционный бедуинский промысел как основной источник существования племен. Верблюдоводство оказалось подорванным из-за упадка караванной торговли под влиянием более современных средств сообщения и ликвидации некогда оживленного верблюжьего рынка.

Бедуинские племена или их подразделения, в свою очередь, стремились как можно дольше придерживаться привычного уклада. Однако, разводя скот, на который поддерживался рыночный спрос, они постепенно превращались из скотоводов в животноводов, т.е. переходили на более высокую ступень развития, предполагающую сочетание этого занятия с земледелием. Десятки тысяч бывших кочевников нашли работу в промышленности, сфере услуг, пошли на службу в армию, полицию, уехали на заработки за границу, стали городскими жителями. Некоторые из них превратились в самостоятельных землевладельцев, если, разумеется, имели материальные ресурсы для приобретения земли. Конечно, такое благополучное превращение было привилегией главным образом племенной элиты, представители которой стали крупными землевладельцами. Основная же масса бедняков пополнила армию сельскохозяйственных рабочих, поденщиков, арендаторов.

Следует отметить, что в целом по мере модернизации в Иордании в изучаемый более чем полувековой период происходило прогрессирующее разложение традиционных структур, которое сопровождалось упадком деревни. В результате к началу 80-х годов центр тяжести народной жизни стал перемещаться из деревни в город. Сюда устремились наиболее энергичные и динамичные силы нации, здесь начали формироваться новые идеалы и представления. В стране происходило относительное сокращение численности сельского населения. Так, если в 1960 г. его удельный вес равнялся 57%, то в 1984 г. он сократился до 40%³⁹.

Упадок деревни нашел отражение и в структуре занятости. Земледелие и скотоводство перестали быть основным источником получения средств к существованию, соответственно выросло значение несельскохозяйственного труда. Доля занятых в сельском хозяйстве Иордании уменьшилась с 35% в 1960 г. до 10,3% в 1980 г.⁴⁰

Процесс относительного и абсолютного сокращения численности сельского населения происходил за счет экономически активных возрастов, в первую очередь наиболее молодых возрастных групп. В поисках заработка и более высокого содержания жизни молодежь устремлялась в города, а также в зоны массового строительства и за границу, преимущественно в нефтяные и промышленно развитые страны с высоким уровнем урбанизации.

В 50-80-е годы в Иордании заметно ускорился рост городского населения, что наглядно подтверждается динамикой показателей роста удельного веса жителей городов в общей численности населения: 1950 г. – 37%, 1960 г. – 41,5, 1970 г. – 47, 1980 г. – 56, 1985 г. – 65%⁴¹.

Но сравнительно высокие темпы урбанизации не означали аналогичных темпов пролетаризации, поскольку приток сельского населения превышал абсорбционные возможности промышленности, отличающейся к тому же и более трудосберегающим характером, это обусловило рост безработицы и неполной занятости, расширение слоя люмпенов и пауперов. В то же время необходимо отметить, что довольно значительная часть сельского населения влилась в “третичный сектор”. В 1980 г. в нем было занято 66% экономически активного населения Иордании⁴².

Важным индикатором сдвигов к социальной структуре иорданского общества в рассматриваемый период, как и в других развивающихся странах, было увеличение численности работающих по найму. Так, если в начале 60-х годов удельный вес лиц наемного труда в общем числе занятых составлял 55%, то в 1980 г. – уже 72%⁴³.

В то же время следует отметить специфику проявления общей тенденции к росту наемного труда в различных секторах иорданской экономики.

В частности, сельскохозяйственные рабочие наряду с капиталистическими эксплуатировались и докапиталистическими методами, сохраняли остатки собственности или хозяйства, стремились стать владельцами хотя бы небольшого участка земли. Лишь некоторую часть среди них составляли сельские механизаторы, а также работники частных и государственных ферм и крупных плантаций. Для этой категории сельскохозяйственных рабочих были характерны полное отсутствие собственности на землю и орудия труда. Вместе с тем подавляющее большинство работающих по найму в деревне включало батраков и поденщиков, занятых ручным трудом в переходных к капиталистическим, а также в мелкотоварных крестьянских хозяйствах.

По социальным признакам батраки и поденщики, с одной стороны, были “своеобразными” рабочими, продавцами рабочей силы; с другой, – их образ жизни, т.е. уровень материального благосостояния, быт, традиционные взгляды и обычаи скорее напоминали условия жизни бедняцких слоев деревни, чем положение современного индустриального пролетариата. Вот почему, хотя удельный вес батраков и поденщиков в Иордании соответствовал аналогичным показателям в некоторых странах Западной и Южной Европы, они во многих отношениях существенно отличались от современного сельскохозяйственного пролетариата, составляя специфическую часть крестьянства как класса – сословия переходного типа.

Вне сельского хозяйства, т.е. в промышленности и в третичном секторе, сфера наемного труда охватывала в 1980 г. соответственно 87 и 66% всех занятых в этих отраслях⁴⁴. К началу 90-х годов разница в величине соответствующих индикаторов значительно уменьшилась и постепенно сошла на нет. Так, в городском хозяйстве Иордании в указанный период 76% всех занятых мужчин и 14% женщин составляли наемные работники⁴⁵.

В целом за более чем полувековой период (30-80-е годы XX в.) социальная структура иорданского общества претерпела существенные изменения. На смену прежним пришли новые общественные слои и группы, значительно окрепшие в процессе модернизации.

Прежде всего исчезла феодально-помещичья знать. В 60-70-е годы в Иордании произошло обуржуазивание помещиков и клановых вождей. Они отказались от изживших себя феодально-ростовщических методов эксплуатации, основанных на сочетании крупного землевладения с мелким крестьянским землепользованием. Земельная рента, по существу, утратила всякое значение. Отсталая деревня перестала быть источником накопления.

Земельную ренту и ростовщический процент постепенно вытесняли доходы нового типа. В частности, прибыль и капиталистический процент. Олигархические кланы Иордании стали владельцами акций, облигаций и других ценных бумаг западных корпораций и банков.

Одновременно с исчезновением феодально-помещичьего слоя в королевстве происходил постепенный процесс разложения и гибели крестьянства – основной и самой многочисленной группы традиционного общества. Острая нехватка земли в сочетании с архаичной технологией земледелия при общей культурно-цивилизационной отсталости обрекали традиционную деревню на вымирание. Иорданский крестьянин перестал быть кормильцем страны. В результате на рубеже 80-х годов Иордания импортировала 70% необходимого ей продовольствия.

Один из важнейших показателей разложения традиционного крестьянства – увеличение числа мелких, мельчайших и безземельных крестьян, их последующее разорение и исчезновение. Об этом свидетельствуют, например, масштабы концентрации земли у разных социальных групп сельского населения. По данным аграрной переписи начала 50-х годов, менее 10% сельских жителей представляли собой крупных и средних земельных собственников, а 77% – мелких землевладельцев⁴⁶.

Развитие капиталистических отношений в Иордании в период между двумя войнами и в послевоенные годы, рост городского населения, быстрое расширение госаппарата, увеличение численности армии и полиции, развитие сферы услуг и рост промышленности, модернизация системы образования, связанная со становлением национальной государственности, привели к активному росту средних городских слоев, наиболее многочисленную группу среди которых составляли мелкие товаропроизводители и мелкие буржуа.

Характерным явлением в 60-80-е годы для Иордании было становление новой деловой буржуазии. При этом основной сферой приложения частного капитала были торговля, строительство и услуги. Местная буржуазия не обладала ни опытом, ни знаниями для крупного или даже среднего промышленного предпринимательства. В лучшем случае она сотрудничала с иностранным и государственным капиталом, участвуя в смешанных обществах и компаниях. Ей больше импонировала роль вкладчика капитала и рантье.

Одним из наиболее любопытных моментов иорданской жизни в рассматриваемый период стало бурное развитие мелкого капиталистического предпринимательства, которое росло на базе неформального сектора, а также за счет трансформации мелкотоварного производства традиционного типа. Так, во второй половине 70-х годов из общего числа иорданских промышленных предприятий удельный вес тех, на которых было занято пять и более человек, составлял лишь 12%⁴⁷. Одновременно с развитием мелкого предпринимательства шел процесс распада традиционного ремесла и торговли. Косвенное подтверждение этой тенденции – следующие цифры: к началу 90-х годов на долю самостоятельных хозяйств и семейных работников приходилось не более 24% занятых мужчин и 6% занятых женщин⁴⁸. Ремесло и кустарные промыслы стали все более приобретать фольклорно-декоративный характер, ориентируясь скорее на туристов, чем на местных потребителей.

В 60-80-е годы в Иордании сложилась и другая важнейшая группа средних городских слоев – традиционалистская и современная интеллигенция (военная и гражданская, научная, инженерно-техническая и гуманитарная), лица свободных профессий, государственная бюрократия, чиновники разных категорий, служащие низшего и среднего звена, административные и технические руководители. Большинство исследователей причисляет к средним слоям и студентов высших учебных заведений. Вторую группу отличает прежде всего определенный уровень образования: в нее входят специалисты как самой высокой квалификации, так и средних и простых форм интеллектуального труда.

Примечательной особенностью трансформации иорданского общества в изучаемый период был быстрый рост численности и общественно-политического веса новых современных фракций мелкой буржуазии, что было связано с расширением вмешательства государства во все сферы общественной жизни, укреплением позиций госсектора. В этот период государство было “призвано играть активную формирующую или созидательную роль практически на всех этажах общества” – в экономическом базисе, социальной структуре, во всей системе политической надстройки и даже на идеологическом уровне⁴⁹. “Вся эта активная и разнородная деятельность необходима для преодоления центробежных сил многоукладности и... включения огромных масс населения, живущих пока в рамках архаичных традиционных секторов и традиционного колониального синтеза..., в панораму современного гражданского общества” ⁵⁰. При этом увеличение численности государственных служащих и административно-технического персонала объяснялось не столько субъективными потребностями лидеров или бюрократизацией госаппарата, сколько потребностями создания современного общества, объективными нуждами расширяющейся деятельности государства.

В результате в рассматриваемые годы в королевстве сложился и консолидировался весьма значительный общественный слой, интересы которого непосредственно связаны с государством (чиновники, административные и управленческие кадры госсектора, армия, полиция, работники системы просвещения, сферы услуг и др.). В течение этого периода еще больше повысился социальный статус и престиж государственных служащих и, что не менее важно, улучшилось их материальное положение, что было связано с расширением вмешательства государства во все сферы общественной жизни, с централизацией управления и контроля в политической, экономической и социальной сферах. В новых условиях госслужащие стали сердцевиной средних слоев.

Определенная часть новой мелкобуржуазной элиты, придя к власти, стала все шире использовать свое высокое служебное положение как средство для получения богатства и привилегий. Эти новые привилегированные группы в условиях отсутствия общественного контроля превратились в источник формирования бюрократической элиты, которая с исключительной быстротой трансформировалась в бюрократическую буржуазию. Последняя проявляла все возраставшую заинтересованность в сотрудничестве с посреднической (маклеры, посредники) и сельской буржуазией.

Важную роль в ускорении процесса консолидации бюрократической элиты и образования на ее базе бюрократического капитала в Иордании сыграли потребительский бум 70-х годов и получение влиятельными группами в аппарате власти нефтедолларов от нефтеэкспортирующих стран региона как в форме прямых подачек, так и через различные скрытые каналы.

Правящий слой, сложившийся в Иордании в 70-80-е годы, представлял собой блок бюрократической и компрадорской буржуазии, крупного капитала и помещиков. Источниками обогащения представителей бюрократической элиты являлись высокие оклады, а также различные формы незаконного обогащения (коррупция, взятки, валютная и товарная спекуляция).

Вытеснение традиционных способов производства и проникновение капиталистических отношений привело к усилению социальной дифференциации в иорданском обществе. Это доказывается разрывом между удовлетворением жизненных потребностей привилегированных слоев и слабой материальной обеспеченностью. Например, структура распределения национального дохода в 1981 г. показывает, что общая сумма зарплаты рабочих и служащих составила 465 млн. иорд. динаров, в то время как поступления от капиталовложений (доходы от земельных владений, промышленного и финансового капитала) достигали 1150 млн. иорд. динаров. Это означало, что незначительная доля населения получила 60% национального дохода, и подавляющее большинство – лишь 40%⁵¹.

Этим в значительной мере можно объяснить высокие темпы эмиграции рабочей силы, которая стала характерной чертой местного рынка трудовых ресурсов. Следует отметить, что иорданцы легче, чем другие арабы, находили работу за рубежом, так как в основной своей массе они отличались достаточно высоким уровнем образования и квалификации. Это позволяло нанимать их на довольно сложные инженерно-технические работы, выплачивая гораздо меньшую по сравнению с европейскими или американскими специалистами зарплату. В конце 80-х годов более 50% иорданского экономически активного населения находило себе занятие за рубежом⁵².

Происходивший в королевстве в изучаемый период процесс поляризации богатства и консервации социального неравенства свидетельствовал о незавершенности структурной перестройки иорданского общества, о сохранении значительных пережитков прошлого, прежде всего остатков пауперизированных слоев традиционных структур и довольно значительных маргинальных групп, не способных к полнокровному участию в современной общественно-политической, производственной и социокультурной деятельности. Еще более живучи моральные структуры традиционного общества и социально-психологические стереотипы, серьезно затрудняющие процесс модернизации, который и без того требует времени и значительных капиталовложений в социальную инфрастуктуру, прежде всего в систему народного образования и общественного воспитания.