Статус Палестины в качестве виллайета Османской империи, трансформировавшийся затем сначала в систему мандата Великобритании, а после 1948 г. – территории, управляемой де-факто Иорданией (на Западном берегу р. Иордан) и Египтом (в секторе Газа), обусловили “неполноценность” (“незавершенность”) процесса формирования палестинской политэкономической элиты

Структура Османского (турецкого) управления подчиненными ей территориями, в иерархии которой одним из главных элементов был сбор налогов, тем не менее, допускала до определенной степени самоуправление, по крайней мере, на уровне отдельно взятых местных общин (племен, родов, деревень). Это означало сохранение в рамках общины статуса и позиций традиционной знати при условии ее лояльности султану и его наместникам в Палестине. В руках последней, таким образом, оставались рычаги внутриобщинного управления, в том числе и духовно-религиозной власти. В их распоряжении находился и важнейший экономический ресурс этой власти – земельный. Введение института частной собственности на землю в ходе реформ, проведенных в Османской империи в 50-е годы XIX века, закрепило де-юре земельную собственность за общинно-племенной знатью. В условиях неразвитости промышленности это предопределило трансформацию традиционной знати (класса крупных землевладельцев) в основную экономическую элиту Палестины. Естественно, что это давало ее представителям возможность занятия торговлей, доступа к образованию, работы в аппарате турецкой администрации. Однако превращение экономической элиты в политическую было заблокировано действовавшей структурой турецкого политико-административного управления, где собственно наместник и его аппарат формировались прежде всего из числа присылаемых Стамбулом чиновников. Это не мешало отдельным представителям местной родовой знати занимать посты, иногда довольно высокие, в иерархии местной власти. Однако это не решало кардинально главной проблемы – формирования местной элитой своего политического представительства во властных структурах.

При сохранении в социальной структуре Палестины родо-племенных и общинных отношений процесс формирования экономической элиты не представлял собой некоего единого целого, а носил фрагментарный характер. Это обусловило ее разобщенность на отдельные группы, представляющие различные, нередко враждующие между собой общины и кланы, не говоря уже о крупных земельных собственниках сирийско-ливанского происхождения, населяющих преимущественно север Палестины. Ситуация не претерпела существенных изменений и с установлением статуса подмандатной территории. Поскольку британские власти в значительной мере унаследовали турецкую систему управления Палестиной, заменив лишь турецких чиновников на британских.

Сочетание этих факторов объясняет, с одной стороны, слабость и неспособность в дальнейшем закрепить роль политического лидерства в палестинском национальном движении за созданными в 20-30-е годы Арабским Палестинским Конгрессом (АПК) и Высшим Арабским Комитетом (ВАК), а, с другой, – опору последних преимущественно на исламские лозунги и выдвижение в руководство ими видных религиозных деятелей, одновременно представляющих наиболее влиятельные местные общины (Великий муфтий хадж Амин аль-Хусейни, хадж Иззедин аль-Кассам)¹. Ибо именно ислам выступал на данном этапе наиболее сильным объединяющим мотивом разделенного на общинно-клановые группы палестинского общества. В этой связи следует отметить заметно выросшее в 30-е годы влияние в палестинской среде исламистов, представляющих основанную в 1928 г. в Египте Хасаном аль-Банной организацию “Братья – мусульмане”. Активисты последней и, в частности, брат Хасана Абдель Рахман аль-Банна играли активную роль в деятельности палестинского национально-освободительного движения, в том числе в поддержке А.аль-Хусейни, мобилизации ресурсов для оказания ему финансовой помощи, приобретении и переправке оружия, направлении исламистских боевиков.

Создание государства Израиль в мае 1948 г. и начавшаяся вслед за этим первая арабо-израильская война привели к перерастанию палестино-израильского конфликта в арабо-израильский. Следствием этого стала прямая вовлеченность в него (а на этой основе и во внутрипалестинские проблемы) арабских стран, в первую очередь, Египта, Иордании, Сирии, Ливана и Ирака. Реальностью стал фактически еще один “раздел” Палестины: переход Западного берега р. Иордан вместе с Восточным Иерусалимом де-факто под управление Иордании, а сектора Газа – Египта.

В этих условиях наметившаяся было тенденция совместной политической организации местной элиты обернулась еще большей разобщенностью последней. В октябре 1948 г. муфтий хадж А.аль-Хусейни созвал встречу 150 представителей от различных общин Палестины, на которой было объявлено о создании Всепалестинского правительства. Его возглавил Ахмед Халами аль-Баки, министром иностранных дел был назначен Джамаль аль-Хусейни, а генеральным секретарем – Анвар Нуссейба (впоследствии министр обороны Иордании). Сам А.аль-Хусейни был избран Президентом. Сформированное правительство было поддержано Египтом, который тем самым пытался противостоять стремлению Иордании к аннексии Западного берега. О его признании заявили также Сирия, Ливан и Саудовская Аравия. Правительство А.аль-Хусейни приняло конституцию и даже начало выдавать гражданские паспорта.

В ответ на это король Иордании Абдалла (прадед нынешнего иорданского монарха Абдаллы) в декабре того же года инспирировал в Иерихоне собрание местной (с Западного берега и Иерусалима) палестинской знати, которая обратилась к Иордании с воззванием о включении Западного берега вместе с Восточным Иерусалимом в состав хашемитского королевства. Это стало началом конца “правительства Газы”, как его тогда называли. Через несколько месяцев оно практически распалось. Большинство его членов, включая и муфтия, перебралось в Каир. Другие, обратившись за “помилованием” к иорданскому монарху, в дальнейшем, как и вышеупомянутый А.Нуссейба, оказались у него на службе.

Вместе с тем результатом раздела Палестины и последовавшей за ним первой арабо-израильской войны стал ряд новых реалий. Прежде всего, появление густонаселенных лагерей палестинских беженцев на Западном берегу и в секторе Газа, а также на территории ряда сопредельных стран – Иордании, Ливана, Сирии и Ирака. В числе этих беженцев, хотя и не непосредственно в лагерях, оказались многие представители традиционной знати, класса крупных землевладельцев, особенно с территорий, отошедших к Израилю по резолюции ООН № 81 о разделе Палестины, но также и захваченных Израилем в ходе войны. Массовая волна беженцев и их статус предопределили их стремление к решительным действиям против Израиля, а на этой основе – политизацию палестинских масс, в первую очередь лагерей, потребность в самоорганизации. Поскольку лагеря палестинских беженцев оказались распределены между территориями различных стран, постольку первые национальные партии и движения создавались при поддержке и ориентации на те арабские страны и режимы, где они располагались. Отсюда проистекали множественность и различия в политико-страновой ориентации создаваемых палестинских партий и движений, что нашло свое отражение в идеологических платформах последних. Таким образом, результатом развития событий в Палестине в конце 40-х – начале 50-х годов стало постепенное и неуклонное “разведение” во времени и пространстве процессов эволюции местной экономической элиты, с одной стороны, и формирования политического руководства палестинским национально-освободительным движением, с другой.

Средой генерации последнего во все большей степени становилась палестинская диаспора, прежде всего палестинские беженцы. При этом поскольку политизация населения лагерей палестинских беженцев приобретала все более массовый характер, постольку рекрутирование кадрового состава политического руководства не ограничивалось выходцами из традиционной знати. В значительной мере он начал пополняться за счет самых активных и способных, вместе с тем и самых амбициозных и честолюбивых представителей более низких социальных слоев палестинского общества. Это во многом обусловило растущий радикализм вновь созданных партий и движений, чему в дальнейшем способствовала радикализация арабских режимов, на которые они были ориентированы изначально. Характерной чертой стал и преимущественно светский характер их идеологических платформ. Отчасти это можно объяснить определенным разочарованием деятельностью ранее (в 20-30-е годы) действовавших под исламскими лозунгами палестинских движений, в том числе во главе с муфтием А.аль-Хусейни. С другой стороны, деятельность исламистов, в частности, организации “Братья-мусульмане”, вызывала опасения практически у всех арабских режимов, где происходило становление отрядов палестинского движения сопротивления. К тому же после якобы имевшего место покушения активистами организации на Г.А. Насера весной 1954 г. на последних обрушились массовые репрессии, что на длительный период ослабило центр этой организации в Египте и оказало негативное воздействие на позиции исламистов в арабском мире в целом. Следствием этого стало и уменьшение влияния созданной в 1946 г. (по другим источникам, в 1948 г.) организации “Братья-мусульмане” в секторе Газа и на Западном берегу р. Иордан. Закономерными и логичными по мере эволюции политического руководства различными палестинскими партиями и движениями становились попытки расширить свою опору не только в палестинской диаспоре, но и внутри Палестины. Естественной “почвой” такой опоры являлась в первую очередь среда компактного проживания на Западном берегу и в секторе Газа палестинских беженцев, объективно явившаяся источником и катализатором роста национального палестинского самосознания в противовес общинно-клановому.

Мощным импульсом для дальнейшего роста палестинского самосознания стало поражение арабских стран в июньской войне 1967 г., сопровождавшееся оккупацией израильскими войсками палестинских территорий – Западного берега р. Иордан вместе с Восточным Иерусалимом и сектора Газа. Это привело к дополнительному массовому увеличению числа палестинских беженцев и их лагерей как внутри, так и за пределами Палестины. Проявившаяся в ходе войны неспособность арабских армий противостоять Израилю, а также оккупация палестинских территорий обусловили стремление и попытки палестинских партий и движений, среди которых следует в первую очередь выделить движение “Фатх” во главе с Я.Арафатом, организовать вооруженное партизанское сопротивление режиму оккупации с территорий сопредельных государств. Поначалу успешное для палестинцев развитие событий в осуществлении тактики партизанской борьбы привлекло симпатии палестинских масс к “внешнему” руководству, особенно движению “Фатх”, стимулировало объединительные мотивы в национальном палестинском движении. Эта тенденция получила поддержку Египта, все еще остающегося лидером арабского мира. Результатом стало объединение в 1969 г. в рамках Организации Освобождения Палестины (ООП), созданной в 1964 г. при поддержке Г.А. Насера, ранее разрозненно действовавших партий и движений, выдвижение в ее руководство “фатховцев” во главе с избранным тогда же Председателем Исполкома ООП Я.Арафатом.

Таким образом, состоялось закрепление определяющего статуса в разработке тактики и стратегии палестинского национального движения за “внешним” руководством и Я.Арафатом в качестве его бессменного лидера. Одновременно это способствовало постепенному и все большему укреплению позиций палестинского движения в отношениях со странами арабского мира. Этому не помешали даже успехи Израиля, которому удалось практически свести на “нет” к началу 1970 г. эффективность партизанской тактики, а также трагические события сентября того же года в Иордании, вынудившие ООП к переводу своей штаб-квартиры в Ливан. Признание ООП на общеарабском совещании в Рабате в 1974 г. “единственным законным представителем народа Палестины”, за что так долго боролся Я.Арафат, повлекло за собой возрастающее международное признание ООП: со стороны СССР, стран Западной Европы, ООН (предоставление статуса наблюдателя), не говоря уже о развивающемся мире (в том числе – Движение неприсоединения, Организация Исламская Конференция, Организация Африканского Единства и т.д.).

Отражением этого явилось усиливающееся влияние структур ООП на оккупированных территориях и на этой основе привлечение в ее ряды представителей различных социальных слоев. Этому отчасти способствовала и проводимая израильскими властями с начала 70-х годов политика “освоения” палестинских территорий, экономического интегрирования последних в экономические связи с Израилем. Результатом этого стал прежде всего подрыв позиций традиционной экономической элиты – класса крупных землевладельцев. Ибо осуществляемая израильскими оккупационными властями политика на территориях вела к сокращению их основного ресурса власти – землевладения за счет различного рода конфискаций земли на строительство дорог, военных укреплений и поселений. Наряду с этим еще одним ударом по их позициям и влиянию стал курс пришедшего к власти в Израиле в 1977 году “ликудовского” правительства на создание и поддержку так называемой Лиги деревенских старост как альтернативного представительства интересов местного населения. Одновременно с этим все большие масштабы стало приобретать привлечение к работе сначала на израильских объектах на территориях, а затем и в самом Израиле палестинской рабочей силы. По имеющимся оценочным данным, в начале 90-х годов около 180 тыс. палестинских рабочих из сектора Газа и Западного берега имели официальное разрешение на работу в поселениях и Израиле. Считается, что еще около 60 тыс. палестинских рабочих имели тот или иной вид заработка на израильских предприятиях нелегально. Иными словами, около 38% (50% – в секторе Газа) палестинской рабочей силы получили альтернативный традиционному (работа на земле крупных землевладельцев) источник существования, причем гораздо более доходный. Расширение экономических связей Израиля с территориями сопровождалось и появлением слоя палестинских торговцев, специализирующихся на импорте товаров из Израиля и в силу этого независимых от существующей экономической элиты. С другой стороны, практикой растущей израильско-палестинской экономической интеграции становилось и постепенное вынесение ряда производств легкой, пищевой, кожевенно-обувной промышленности, работающих по заказам израильских предпринимателей, на палестинские территории.

Особенно бурное развитие после 1967 г. получила текстильная промышленность. По имеющимся данным, в 1996 г. на территориях насчитывалось 1533 текстильные фабрики, которые давали работу от 13 тыс. до 25 тыс. чел. (в зависимости от экономической ситуации), обеспечивая в лучшие периоды до 25% ВНП. Меньшую группу составляли палестинские предприниматели, сумевшие создать завершенный цикл производства. Наиболее крупные среди них – Хасуна в Рамалле (стройматериалы), Хаддад в Дженине (сельхозоборудование), Масруджи в Иерусалиме (фармацевтика), Джунейда в Хевроне (пищевая). Хотя далеко не все из вышеперечисленных предприятий являлись столь крупными по своим размерам (на 90% предприятий численность наемных рабочих не превышала 10 чел.), однако они обеспечивали занятость значительной части палестинской рабочей силы (по имеющимся оценкам, более 10%). Совокупность указанных факторов неизбежно ослабляла вес и влияние в обществе традиционной экономической элиты, вызывая ее растущее недовольство. Это мотивировало ее представителей, особенно молодое поколение, к пополнению рядов политических структур ООП, что, учитывая их образовательный уровень, принадлежность к традиционно влиятельным общинам и кланам, позволяло им постепенно продвигаться в руководящие органы как на местах, так и нередко в диаспоре. Однако рекрутирование политических активистов не ограничивалось только этим. Все более набирающим силу стало выдвижение в руководство местными ячейками ООП наиболее способных и активных представителей социальных низов, в том числе за счет увеличения их образованной части. Этому способствовало открытие в 70-е годы – при не противодействии со стороны израильских властей – университетов в Бир-Зейте, Наблусе, Хевроне, Вифлееме, Газе. Доступность же образования для них обеспечивалась появлением уже отмеченных выше альтернативных источников существования, определенным повышением доходов значительного числа семей, ранее относящихся к разряду малообеспеченных. Другим каналом роста образованной части палестинского общества являлся проводимый “внешним” руководством ООП (в чем немалая заслуга принадлежала Я.Арафату) курс на массовую подготовку национальных кадров при содействии Египта, арабских государств, СССР, Китая, других социалистических стран, Западной Европы, международных организаций.

Таким образом, закономерным итогом всех этих “слагаемых” стало дальнейшее укрепление позиций ООП на Западном берегу и в секторе Газа, а параллельно этому – так называемого “внутреннего” руководства. Тем не менее, деятельность последнего все еще продолжала оставаться “производным” от указаний и установок “внешнего” руководства. Сложившаяся в 70-е годы схема взаимоотношений между “внутренним” и “внешним” руководством начала претерпевать существенные изменения с началом 80-х годов. Подписание Египтом в 1979 г. мирного договора с Израилем вызвало глубокий раскол в арабском мире. В этой ситуации задачей ООП стало усиление вооруженных акций против Израиля с территории Ливана, последнего оплота палестинцев после событий “черного” сентября 1970 г., непосредственно соприкасающегося с Израилем. Изменившееся соотношение сил после подписания Кэмп-Дэвидского соглашения и слабость Ливана, раздираемого межконфессиональными противоречиями, позволили Израилю в 1982 г. развязать против него войну, целью которой было если не уничтожение инфраструктуры ООП, то, по крайней мере, “выдавливание” последней с ливанской территории. Вынужденное перенесение основных структур ООП в Тунис и потеря таким образом “плацдарма” в Ливане явились сильнейшим ударом по ее способности оказывать давление на Израиль извне, компенсировать последствия которого не могло даже дальнейшее растущее международное признание Палестинского движения сопротивления.

Поиск руководством ООП альтернативных путей, средств и методов продолжения борьбы – при ограниченности их выбора – неизбежно вел к перенесению ее центра тяжести из диаспоры на внутренние территории. Это объективно “работало” на повышение роли и статуса политического руководства, представляющего ООП на Западном берегу и в секторе Газа. Кроме того, начавшее формироваться с конца 60-х годов поколение лидеров на территориях к этому времени уже накопило достаточный опыт ведения политической и организационной работы, анализа текущей ситуации, выработки наиболее оптимальной программы тактических действий. Примером тому стало инициированное в 1976 г. “внутренним” руководством участие представителей ООП в муниципальных выборах. Их убедительная победа на них позволила местным структурам ООП гораздо свободнее вести работу в массах и тем самым контролировать ситуацию. С конца 70-х годов все большее распространение стала получать практика создания партиями и движениями, входящими в состав ООП (одним из инициаторов этого являлась Палестинская компартия), различного рода неправительственных организаций, нередко имеющих тесные связи и поддержку международных организаций, в том числе в странах Запада. Появление таких НГО открывало возможности для ведения легальной работы с массами в условиях оккупации. Одновременно это позволяло также легально привлекать новые кадры из числа местной интеллигенции, студенчества, активных и способных выходцев из различных социальных слоев. В этой связи следует отметить, что с некоторого момента деятельность местных политических структур ООП при условии, что она не носила вооруженно-террористического характера, не испытывала слишком сильного противодействия со стороны израильских властей, рассматривающих их на том этапе в качестве возможного альтернативного “внешнему” руководству ООП национального палестинского представительства.

“Интифада”, начавшаяся в декабре 1987 г. как выражение массового стихийного протеста палестинского населения Западного берега и сектора Газа против сохранения и укрепления израильского оккупационного режима, явилась закономерным результатом окончательного перенесения центра тяжести национально-освободительной борьбы на территории в условиях, когда возможности организации ее извне в силу совокупности объективных причин и факторов исчерпали себя. Несмотря на то, что стихийность и массовость “восстания” явились в определенной степени неожиданными для “внутреннего” и в еще большей мере – “внешнего” руководства ООП, первому удалось очень быстро не только оценить и осознать силу этого явления, но и через образованные им так называемые “народные комитеты” в короткий срок поставить его под свой контроль и возглавить его организацию. При этом очевидно, что масштабность и длительность “интифады”, перетекание ее в различные, нередко весьма неожиданные формы применительно к ежедневно изменяющейся ситуации неизбежно повышали роль и статус местного политического руководства по отношению к “внешнему”, в том числе в принятии конкретных практических решений по большинству вопросов тактики и даже стратегии развивающеюся движения протеста, которые в дальнейшем лишь утверждались “центром” в Тунисе.

Вместе с тем начало “интифады” сопровождалось появлением и активизацией альтернативной действующим на территориях структурам ООП политической силы – исламистов во главе с движением “Хамас” (аббревиатура от арабского названия “Харакат Аль-Мукавама Аль-Ислямийя” – “Исламское движение сопротивления”). Исторические корни движения восходят к организации “Братья – мусульмане”. Ее первые группы, как уже отмечалось выше, были образованы в Палестине (прежде всего – в секторе Газа) в конце 40-х годов при поддержке и содействии ее центра в Египте. В определенной степени “зеленый свет” легализации и расширению их деятельности в Палестине в этот период открыл А.аль-Хусейни в знак своего рода благодарности за ту поддержку, которую он получил от исламистов в 30-е годы. Однако из-за репрессий, которым подверглись “Братья – мусульмане” в Египте в 50-е годы, палестинские исламисты, будучи малочисленными и лишившись значительной поддержки извне, очень скоро сошли на “нет”, потеряли свой особый “голос”, превратившись в политических “маргиналов”. Лишь в 1973 г. с созданием шейхом Ахмедом Ясином, к тому времени уже видным лидером организации “Братья – мусульмане” в Газе, “Исламского конгресса”, представляющего собой сеть благотворительных обществ и социально значимых институтов (в секторе Газа и на Западном берегу), влияние исламистов вновь начало постепенно возрастать. Впервые в деятельности этой организации проявила себя тенденция к политизации движения.

Этот процесс был прерван арестом израильскими властями в 1984 г. большинства руководителей “Конгресса”, включая и шейха А.Ясина. Следующий этап в развитии движения исламистов на палестинских территориях начался с середины 80-х годов. Начиная с 1985-1986 гг. исламисты под напором и давлением молодого поколения, являвшегося сторонниками более радикальных действий, выступили инициаторами тактики проведения актов гражданского неповиновения израильским оккупационным властям. В этих целях было создано дополнительно несколько организаций, в том числе и “Исламское движение сопротивления” (“Хамас”) во главе с шейхом А.Ясином, освобожденным из израильской тюрьмы в 1985 г.

Следует признать, что нарастание в среде палестинского населения территорий чувства отчаяния и безысходности, вызванного, с одной стороны, укоренением статус-кво, а с другой – неспособностью ООП в этот период предложить более действенные формы противодействия и борьбы с оккупационным израильским режимом, привлекло симпатии масс к исламистам, особенно к движению “Хамас”, оказавшемуся наиболее радикальным, а потому и жизнеспособным. Превращению “Хамас” в политически значимую силу наряду с этим способствовал и ряд других факторов. Во-первых, общая тенденция политизации ислама в арабо-мусульманском мире, укрепление позиций течения исламского фундаментализма в качестве политической силы, мощный толчок которому придала исламская революция в Иране. Растущая поддержка исламистских движений как стороны последнего, так и некоторых арабских государств, в частности, Саудовской Аравии. Во-вторых, место и роль ислама как религии большинства палестинского населения, наличие разветвленной сети религиозных исламских институтов (мечетей, религиозных школ и т.д.), что обеспечивало легальность деятельности исламистов наряду с широким охватом населения. В-третьих, опора исламистов в пропаганде своих лозунгов и установок на укоренившиеся религиозно-культурные традиции и ценности, оперирование устоявшимися, а потому более простыми и доступными понятиями и терминами, чем в большинстве более светских национальных и национал-радикальных идеологических концепциях. В-четвертых, общепризнанно, что свою роль в укреплении позиций исламистов в Палестине сыграли как Иордания, так и израильские власти, стремившиеся на первых этапах становления “Хамас” использовать его для противопоставления действовавшим структурам ООП. Социальной средой поддержки исламистов и рекрутирования политических кадров в отличие от “ооновских” структур, в состав которых после 1967 г. влились представители наиболее сильных общин Западного берега и сектора Газа, а нередко и традиционной знати, стали преимущественно выходцы из менее престижных и авторитетных племен и родов, семей духовенства, образованной части средних слоев, сформировавшихся в 70-е годы, лагерей палестинских беженцев, как правило, беднейшей, наиболее малограмотной и забитой их части.

Нарастающий радикализм деятельности исламистов в конце 80-х – начале 90-х годов, переход созданного в рамках “Хамас” на основе разгромленных израильскими властями во второй половине 80-х годов боевых организаций (“Аль-Мадж” и “Аль-Муджахидун”) военного крыла – “Бригады Иззеддина Аль-Кассама”² к антиизраильским террористическим акциям позволили исламистам добиться значительной популярности в начале 90-х годов. Все это превращало движение “Хамас” в реальную политическую силу, способную заявить о себе на Западном берегу и особенно в секторе Газа в борьбе со структурами ООП за контроль над массами.

Именно поэтому создание Палестинской Национальной Администрации, официальной датой которого принято считать возвращение большинства членов Исполкома ООП во главе с Я.Арафатом 1 июля 1994 г., с самого начала выявило ряд противоречий между отдельными группами палестинской политической элиты, сформировавшейся в рамках национального движения.

Несмотря на закрепление в результате выборов в Палестинский Совет³ и при расстановке кадров в основные структуры ПНА господствующих политических позиций за ООП и в первую очередь – движением “Фатх”, лично возглавляемым Я.Арафатом, что обеспечило организации “Фатх” фактически статус правящей партии, становление системы политической власти сопровождалась нарастанием противоречий внутри созданной правящей политической группы. Назначение Я.Арафатом на ключевые политические посты на уровне законодательной и исполнительной власти представителей преимущественно “внешнего” руководства противопоставило ему более молодое поколение “внутренних” лидеров ООП, в том числе и из “Фатх”. Ибо такое положение вещей породило недовольство последних, с их точки зрения, вынесших основную тяжесть борьбы в период “интифады” и незаслуженно отодвинутых на “вторые роли” в реальном участии в создаваемой системе политической власти.

С другой стороны, идеологическая несовместимость, а главное, проявившаяся уже в годы “интифады” претензия исламистов на власть в противовес контролируемым ООП структурам⁴ предопределили изначально переход возглавляемого “хамасовцами” движения исламистов в политическую оппозицию ПНА. По сути дела, именно исламисты, даже несмотря на репрессии против них со стороны ПНА в 1998-1999 гг. и ликвидацию их политического центра в Иордании осенью 1999 г., продолжают оставаться наиболее организованной и политически весомой силой, оппозиционной режиму власти Я.Арафата.

С этой точки зрения, оппозиционность ряда палестинских движений, в том числе базирующихся в Дамаске – НФОП (Народный Фронт Освобождения Палестины), ДФОП (Демократический Фронт Освобождения Палестины) и других более мелких организаций, – представляется не столь существенной. Тем более, что согласие руководства двух первых под давлением объективных обстоятельств на открытие “диалога” с “Фатх” и его развитие в 1999 г. свидетельствует скорее всего в пользу их последующего постепенного “растворения” во властных структурах ПНА. Вместе с тем укрепление формирующегося в рамках ПНА режима политической власти обнажило и некоторые другие явления противоречивого характера, все более дающие о себе знать по мере его эволюции. Сложность протекания палестино-израильского мирного урегулирования выявила прямую зависимость состояния позиций власти от ситуации в мирном процессе и, напротив, его продвижения от способности палестинского руководства противостоять растущей оппозиции, в том числе и внутри того же движения “Фатх”, проводимому Я.Арафатом курсу “уступок и компромиссов” в переговорах с Израилем. В этих условиях потребность в обеспечении сохранения власти в руках правящей группы политической элиты проявила себя в придании режиму черт авторитарности, усилении места и роли аппарата насилия, в частности, спецслужб, как правило, подчиненных и подконтрольных лично Я.Арафату.

Усиливающаяся объективно роль институтов ПНА в реализации насущных общественных потребностей социально-экономического развития, в мобилизации – наряду с программой международной помощи – внутренних ресурсов обусловила превращение ПНА в основного распорядителя экономическими ресурсами и основного работодателя. Согласно данным на конец 1998 г., из бюджета ПНА выплачивалась заработная плата около 115 тыс. служащих, или 30% рабочей силы в секторе Газа, а в целом, с учетом и Западного берега, – 17%.

Эта тенденция столь же объективно совпала с потребностью правящей политической элиты обеспечить себе адекватную экономическую базу. Это нашло свое отражение в уже открыто подвергающимся критике монополизации значительной (причем наиболее прибыльной) части внутреннего рынка созданными почти сразу после провозглашения ПНА околовластными коммерческими структурами в ущерб интересам частного сектора, установлении некоторыми руководителями спецслужб (зачастую далеко не в бескорыстных целях) тотального контроля за экспортно-импортными операциями, прежде всего с Израилем, осуществляемыми частными предпринимателями. И это не говоря уже о существенных потерях той части экономической элиты, которая взросла здесь в 70 – 80-е годы в рамках экономической интеграции с Израилем, от разделения сложившейся системы торгово-коммерческих связей между палестинскими и израильскими компаниями и фирмами после создания ПНА, от периодических кризисов в палестино-израильских отношениях, сопровождающихся введением Израилем экономической блокады территорий.

Другим объективно закономерным результатом складывающейся политической системы и формируемого адекватного ей экономического базиса является процесс усиливающегося социально-классового расслоения. Все большее недовольство масс вызывают предоставленные высшим и средним чиновникам различного рода привилегии и сопровождающие деятельность административно-бюрократического аппарата такие явления, как коррупция, взяточничество, блат, протекционизм и т.д. Реалии, с которыми ежедневно сталкивается простой человек с “палестинской улицы”, постепенно начинают “размывать” миф о национальном единстве. А эйфория и вера в наступление в скором будущем “золотого века”, ассоциировавшиеся ранее с созданием ПНА, сменяются разочарованием, осознанием реальности социального противостояния власти и простого человека. В той мере, в какой “коррозии” подвергаются национальная идея и ее лозунги, прямо пропорционально этому все заметнее проявляет себя тенденция формирования в палестинском обществе различных групп и группировок местной элиты в борьбе за доступ к ресурсам власти. На этом фоне все более ощутимой становится регенерация различных общинно-племенных и клановых отношений и связей.

В этой ситуации крайнее своеобразие политическому раскладу сил придает в последние годы появление элементов того, что можно охарактеризовать как “гражданское общество”. Проводимый ООП, а затем и исламистами на протяжении длительного периода времени курс на подготовку национальных кадров обусловил образование в палестинском обществе необычно и непропорционально широкой и относительно молодой (по возрасту) прослойки интеллектуальной элиты. В период с 60-х по 80-е годы последняя являлась источником рекрутирования активистов и кадров для различных политических движений. Начало мирного процесса, особенно после провозглашения ПНА, открыло территории Западного берега и сектора Газа для проникновения и создания здесь (при содействии стран Западной Европы, США, а также международных организаций) растущего числа неправительственных организаций (НГО), различных по своему характеру и не зависимых по своему статусу ни от власти, ни от действующих партий и движений. Привлечение к их работе и деятельности в массе своей прежде всего представителей образованной части палестинского населения объективно вело и ведет к концентрации вокруг этих НГО местной интеллектуальной элиты. Это, в свою очередь, стимулирует постепенное осознание ею своего потенциала, что не исключает в перспективе ее, организационного оформления на этой основе в качестве самостоятельной политической силы, способной через какое-то время противостоять традиционным политическим партиям и движениям, а также исламистам.

Проведенный выше анализ, таким образом, позволяет придти к заключению, что становление ПНА создало условия для самореализации сформировавшейся в рамках палестинского национально-освободитель-ного движения политической элиты, а также основу для завершения процесса ее постепенной трансформации в политэкономическую элиту палестинского общества. Своеобразие процесса ее эволюции состоит в обратном классическому варианту направлении ее становления, т.е. не превращение в политическую на базе экономической, а наоборот.

Результатом этого стало не только лишение сложившихся здесь до провозглашения ПНА экономических элит своего политического представительства во власти, но и существенное ущемление их интересов. Учитывая существующие противоречия внутри находящегося все еще на этапе становления политического режима власти и палестинского общества, можно предположить самые неожиданные, своеобразные и, вероятно, даже кажущиеся противоестественными варианты союзов, объединений, коалиций политических сил в их дальнейшей борьбе за власть. В этой связи анализ не исключает возрастающей роли в этой борьбе традиционных – общинно-племенных – отношений и связей.