Последнее десятилетие XX века являет собой важную веху в историческом развитии арабских стран и довольно органично совпадает с формированием элементов нового миропорядка, новой структуры международных отношений, которые, есть основания полагать, могут утвердиться уже в начале следующего тысячелетия. При определении структуры международных отношений на Ближнем Востоке необходимо иметь в виду, что она сложилась в результате процессов мирового развития и находится на исходе текущего столетия в стадии трансформации. Послевоенное устройство межгосударственных отношений уходит в прошлое. Одни из созданных этим временем институтов отмирают Другие пока сохраняются, с трудом приспосабливаясь к новым реалиям. При этом фактически отсутствует общее представление о том, что в конечном итоге будет представлять собой новое мироустройство в этом регионе.

За последние сто лет арабский мир пережил крупные потрясения, сопровождавшиеся многочисленными восстаниями, революциями, войнами, реформами. С одной стороны они порождались внутренними обстоятельствами, несущими на себе отпечаток итогов колониального наследия, с другой – провоцировались глобальной борьбой двух мировых социальных систем, их мировым соперничеством за политическое влияние в стратегически важном регионе. Эти реалии международной политики сочетались с ожесточенными схватками крупнейших западных потребителей за ближневосточные источники нефти, тесно сплетаясь с различными внутриарабскими перипетиями, что оказывало мощное комплексное воздействие на всю систему международных отношений на Ближнем Востоке, определяло их остроту, общую направленность и особую специфику. Да и сегодня Арабский Восток – это весьма лабильный в политическом и экономическом отношениях конгломерат, где идет ожесточенная борьба мнений на региональном и внерегиональном уровнях по поводу будущего устройства государств, отработка подходов к решению наиболее актуальных проблем политики, хозяйственного возрождения и социального прогресса. Все это усугубляется периодически обостряющимися традиционно существовавшими серьезными противоречиями на региональном уровне, начиная от пограничных конфликтов и оспаривания принадлежности национальных территорий и кончая расхождениями в существующих подходах к “справедливому” и “равному” доступу к природным богатствам региона между “бедными” и “богатыми” странами (проблемы создания общего рынка, заключения таможенных соглашений, распределения водных ресурсов и т.п.).

В данном контексте было бы правомерным, на наш взгляд, представить, в постановочном плане, сложившуюся к настоящему времени на Ближнем Востоке систему международных отношений в виде некоторой конфигурации “центров силы”. Поиск основных направлений эволюции существующей здесь системы международных отношений с целью выработки долговременного внешнеполитического курса России в ближневосточном регионе обуславливает построение в некотором роде приближенных к реальности или высокоабстрактных моделей системы силового соподчинения государств в их региональной политике. После распада СССР развитие международной и региональной обстановки привело к тому, что как Россия, так и государства Ближнего Востока фактически оказались в одном геополитическом, военно-стратегическом пространстве с “пограничными” проблемами, резко возросшей взаимозависимостью и взаимообусловленностью идущих здесь политических и экономических процессов. К тому же анализ хода событий в регионе с точки зрения приобретших международный характер конфликтов современности свидетельствует о том, что отношения между государствами региона в своем концентрированном виде все еще представляют собой отношения между национальными “центрами силы”. А характер связей между основными элементами системы международных отношений по-прежнему, несмотря на различные многосторонние формы взаимодействия, детерминируется в первую очередь параметрами национальной мощи государств. С другой стороны, государства региона замкнуты на решении преимущественно своих внутрирегиональных проблем и относительно инертно реагируют на большинство вопросов международной жизни глобального масштаба, в первую очередь военного характера. Что же касается участия арабов в решении ряда затрагивающих их интересы международных проблем (экология, распространение наркотиков, ядерного оружия, ракетных технологий и др.), то здесь они могут проводить скоординированную политику со всем мировым сообществом. До настоящего времени Арабский Восток представляется весьма аморфной в военно-интеграционном отношении зоной. Значительное число стран региона имеют длительный опыт неприсоединения, отказа от участия в военных схемах под эгидой великих держав. Внутрирегиональные военно-политические объединения оказались на деле нежизнеспособными. А отдельные успехи в области формирования договорно-правовой базы обеспечения безопасности носили сугубо фрагментарный в масштабах региона характер. Реальные достижения имеются лишь на двусторонней основе. Заключены мирные договоры между Египтом и Израилем, Израилем и Иорданией; наработан определенный опыт разъединения сирийских и израильских войск – на Голанах, египетских и израильских – на Синае. Таким образом, вопрос о временных параметрах переходного состояния системы международных отношений на Ближнем Востоке фактически остается открытым. А формирование здесь новых “центров силы” еще не началось или находится на первичной стадии.

В то же время Арабский Восток вряд ли сможет долго оставаться на периферии военно-политических раскладок международного и регионального характера. Так, Ближний Восток наряду с Восточной Европой – ближайший в геостратегическом отношении регион, примыкающий к НАТО, что в условиях отсутствия СССР и ОВД приобретает иное, нежели прежде звучание. Сохраняется для Запада, прежде всего для США, значение ближневосточного региона как одного из основных источников энергоресурсов. По уровню и результатам экономической интеграции Ближний Восток значительно отстает от наиболее динамично развивающихся районов мира, к тому же здесь, как было показано выше, имеется немалое количество нерешенных и потенциально острых территориальных вопросов. Решение этих проблем потребует коренного изменения политического климата в регионе, что возможно осуществить лишь на основе урегулирования арабо-израильского конфликта и формирования устойчивой схемы региональной безопасности.

Между тем, несмотря на достигнутый в рамках ОБСЕ некоторый прогресс общеевропейского миротворчества при активной роли США, подлинная основа для мирного урегулирования спорных вопросов так и не создана. По-прежнему велик потенциал разрастания межнациональных и межэтнических вооруженных конфликтов, которые в ряде случаев могут перестать быть относительно локальными и дать в какой-то момент повод для вооруженного вмешательства в них сильных в военном отношении держав. В тоже время в арабских странах, несмотря на все перемены в мире, по-прежнему распространено мнение, что основой безопасного существования может служить лишь сила сдерживания. Так, один из известных арабских специалистов по военно-политическим проблемам региона И.Дессуки указывал, что “холодная” война не закончилась, а продолжается в новых формах. Более того, на смену одной “холодной” войне пришло несколько, представляющих огромную угрозу для безопасности и стабильности в регионе. С учетом того, что переход региональных холодных войн в стадию горячих конфликтов может произойти в любое время, – подчеркивал Дессуки, – развитие вооружений и осуществление соответствующих мероприятий в плане подготовки к военным действиям является основным инструментом обеспечения национальной безопасности¹.

Однако законы действия механизмов сдерживания, которые можно было бы считать эффективными в условиях двухполюсного мира, вряд ли могут быть механистически применены к современному состоянию системы международных отношений. Опыт новейшей истории региона свидетельствует, что различия в количественных показателях военных и экономических потенциалов сторон, как правило, не срабатывали в качестве сдерживающего фактора для атакующей стороны (арабо-израильская война 1967 г., ирако-иранская война 1980-1989 гг.)². Несомненно, региональные системы безопасности должны наполняться институтами и механизмами, адекватными задаче создания эффективной и надежной обратной связи, релевантно реагирующими, а не просто фиксирующими эти обратные сигналы, прежде всего в целях поддержания исходного состояния стабильности и целостности системы международных отношений. Очевидно, что создание подобной устойчивой региональной системы потребует довольно длительного времени, однако уже сейчас на Ближнем Востоке предпринимаются энергичные поиски региональных и международных механизмов обеспечения безопасности.

Сегодня без преувеличения можно сказать, что Сирия является одной из ключевых фигур в затянувшемся арабо-израильском противостоянии, в других важных событиях непредсказуемо меняющих политический облик региона. О Сирии справедливо говорят, что без нее можно начать войну, но нельзя добиться мира. Данная, хотя и парадоксальная оценка является своеобразным признанием особой роли Сирии в регионе, ее возможностей влиять на ход событий на Ближнем Востоке, проводить самостоятельный курс на межарабской арене, активно участвовать в делах мирового сообщества. Статус региональной державы, имеющей эффективные рычаги воздействия на общий ход мирного ближневосточного процесса, на ситуацию в регионе в целом и особенно в Ливане, на решение палестинской проблемы, признание реноме Дамаска как опытного посредника, поддерживающего доверительные контакты с лидерами ряда государств мира и имеющего особые отношения с Тегераном, вынуждает зарубежных политиков, в том числе и из США, считаться с позицией Сирии в ближневосточных делах, учитывать мнение Дамаска по основным региональным проблемам.

Такое международное положение Сирии в значительной мере обусловлено беспрецедентным по политическим меркам региона почти 30-летним правлением Х.Асада, в период которого страна практически не знала политических потрясений и, несмотря на многочисленные проблемы, связанные в первую очередь с отвлечением огромных ресурсов на нужды обороны и безопасности, смогла добиться серьезных успехов в экономике, во всяком случае, оградив себя на наиболее уязвимом направлении – продовольственном. Предшественники Асада на властном поприще в 50-е годы умудрялись за считанные месяцы продемонстрировать неспособность к управлению государством.

Приход к власти Асада и начало провозглашенного им “исправительного движения” ознаменовали новый этап во внутренней и внешней политике Сирии. Широкую поддержку новый политический курс Х.Асада получил в результате исправления ошибок, допущенных левыми баасистами. Х.Асад подошел к реформаторской деятельности более взвешенно. В области внешней политики он стал проводить более осторожную и взвешенную линию. Наиболее отчетливо это проявилось после октябрьской войны 1973 г., когда сирийский лидер начал придерживаться тактики уклонения от прямой военной конфронтации с Израилем и перевода основного фронта противоборства с израильтянами на юг Ливана. Тезис об арабском единстве в те годы для Х.Асада был наполнен конкретным содержанием – восстановление антиизраильского фронта арабов при доминирующей роли Сирии. Положение Сирии как страны, непосредственно противостоящей Израилю, обеспечивало режиму поступления материальных средств от арабского мира, позволяло получать советское оружие на льготных условиях, поднимало его престиж и авторитет на международной арене и внутри страны, расширяло рамки политического маневрирования.

Однако, широкое экономическое и политическое сотрудничество Сирии с Ливией и Ираном, связи с радикальными организациями в палестинском движении сопротивления (ПДС), поддержка боевиков Рабочей партии Курдистана (РПК) и ведущих организаций иракской оппозиции привели, с одной стороны, к резкому обострению отношений Сирии с США и государствами Западной Европы, которые включили САР в список государств, “поддерживающих международный терроризм”, и ввели по отношению к ней ряд экономических санкций. С другой стороны, стали ухудшаться отношения Сирии со странами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), которые фактически начиная с 1986 г. прекратили оказание ей финансовой помощи, достигавшей около 1,5 млрд. долл. в год. Обострились конфликты с Ираком, Иорданией и Турцией. В результате к концу 80-х годов наметилась тенденция к частичной изоляции Сирии как на региональном, так и на международном уровнях.

В сложившейся ситуации Асад проявил себя как блестящий геополитический стратег. Он быстро и мастерски использовал перемены в мире и регионе для того, чтобы укрепить позиции своей страны на Ближнем Востоке. Осознав всю глубину и необратимость геополитических преобразований периода конца 80-х, – начала 90-х годов, в частности в бывшем СССР, Асад оперативно отреагировал на события в Персидском заливе 1990-1991 гг., твердо встав на сторону Кувейта и сил антииракской коалиции, возглавляемой США. В марте 1991 г. он выступил в качестве одного из инициаторов принятия так называемой Дамасской декларации, которая предусматривала создание “арабской системы безопасности” в зоне Залива, что, по существу, означало попытку формирования военно-политического союза стран ССАГПЗ, Египта и Сирии. И хотя указанная попытка не была на деле реализована в полном объеме, предпринятые Асадом шаги позволили Дамаску получить целый ряд очевидных политических и экономических выгод. Это прорыв “враждебного окружения” и выход из грозящей изоляции, улучшение отношений с США и Западной Европой, с одной стороны, аравийскими монархиями и Египтом, – с другой, списание значительной части внешних долгов и т.п. При этом Асад сумел сохранить особые отношения с Ираном и обеспечить стабильность в вопросах военно-технического сотрудничества с Россией. Именно при нынешнем президенте САР двусторонние связи с ней достигли своего пика. Результаты прошедшего в июле 1999 г. визита Асада в Москву свидетельствуют, что сирийский лидер не забыл того позитива, который имел Дамаск от отношений с Москвой. Как многоопытный и взвешенный политик сирийский президент заинтересован в активизации всестороннего взаимовыгодного сотрудничества с Россией, полагая, что созданный при нем определенный запас прочности российско-сирийских связей может послужить хорошей основой политики будущих преемников в руководстве Сирией.

Поведенческий стереотип Сирии определяется ее лидером. Его личный вклад в превращение страны в полноценного и равного партнера в региональных взаимоотношениях исключительно велик. События последних лет свидетельствуют, что Сирия исполнена достоинства, стремится к миру и имеет свои взгляды на проблему окончательного урегулирования ситуации в регионе. Заставить уважать себя и свои взгляды – вот идеология Асада на международной арене, и для этого он использует методы, которые помогли ему возвыситься в собственной стране. Неслучайно поэтому феномен Асада как политика и человека, слагаемые алгоритма его власти и механизм ее функционирования служат постоянным предметом практического и научного интереса политиков и политологов разного калибра, как из стана врагов, так и друзей Сирии. Например, репутация загадочного “дамасского сфинкса”, каковую издавна снискал в западных политических кругах Асад, остается в силе и по сей день³. В отличие от большинства политических деятелей региона Асад не является нефтяным магнатом, однако роль нефти и газа в Сирии и регионе в целом – объект его постоянной заботы в борьбе за экономический паритет с Израилем. Он лично вырабатывает стратегию и принимает решения по ключевым вопросам нефтяной политики страны.

Сирийского лидера по праву считают также одним из ключевых игроков на поле затянувшегося процесса мирного ближневосточного урегулирования. Вступив в октябре 1991 г. в этот процесс и заявив, что “мир для Сирии является стратегическим выбором”, Асад, тем не менее, заранее позаботился о создании запасных вариантов на случай изменения политической ситуации в Израиле и США с тем, чтобы избежать провала своих планов, основу которых составляет возвращение Голанских высот. Начавшиеся в конце 1992 г. в Вашингтоне сирийско-израильские переговоры, первоначально носившие неофициальный характер, хотя и сопровождались некоторым сближением позиций, однако не привели к достижению соглашения. Основным объектом разногласий стал уже не столько собственно вопрос о возвращении Голанских высот Сирии, на что Израиль в принципе готов пойти, сколько границы возвращаемой территории. Обсуждение подобного рода частных вопросов дает основание считать, что сирийский лидер сделал выбор в пользу диалога с израильтянами и руководствуется в повседневной политической деятельности прагматическими соображениями национальных интересов своей страны⁴. Вопросы “войны и мира” являются для Асада поистине судьбоносными, поскольку напрямую увязываются им с решением животрепещущих для режима проблем обеспечения преемственности власти в стране и политических перспектив семейного клана Асадов-Махлюфов, алавитской общины в целом⁵.

Прошедшие в Израиле 17 мая 1999 года парламентские выборы и выборы премьер-министра открыли “окно благоприятных возможностей”. Все стороны – новое израильское правительство Барака, сирийские власти и палестинское руководство – продемонстрировали явную заинтересованность в преодолении существовавшей в последние годы блокады мирных переговоров и доведении их до конца. Так, комментируя ракетно-бомбовый удар Израиля 24 июня 1999 г. по объектам инфраструктуры пригородов Бейрута, официальные сирийские СМИ возложили всю ответственность за эту акцию целиком на Нетаньяху, “который пытается затормозить развитие перспектив новых мирных переговоров с идущим ему на смену правительством Барака”. Известный своей жесткой позицией в вопросах мира с Израилем сирийский президент Асад публично заявил что “Барак – это человек, с которым можно вести дела”⁶. Последовавшие вслед за этим подписания израильско-палестинских соглашений в Шарм Эш-Шейхе (Меморандум Шарм Эш-Шейх) в сентябре 1999 г. и международная конференция по Ближнему Востоку в Осло (1-2 ноября 1999 г.), которая дала новый импульс целой серии многосторонних и двусторонних арабо-израильских и арабо-арабских встреч на разных уровнях при активной роли США и Западной Европы, прежде всего Франции, а также появившиеся в западных и арабских СМИ сообщения о якобы ведущихся в Европе закрытых палестино-израильских и сирийско-израильских переговорах, очевидно, увеличивают шансы на решение все еще остающихся открытыми ближневосточных проблем. Эти события, несомненно, важные с точки зрения разблокирования арабо-израильского мирного процесса, сами по себе еще не являются гарантией успеха. Так, намечавшийся на 15 ноября 1999 г. второй этап “передислокации” израильских войск (передача под полный или частичный контроль властей ПНА 5% территории Западного берега р. Иордан) оказался сорванным. Несмотря на неоднократные призывы Тель-Авива, Дамаск не спешит с началом переговоров, выдвигая новые условия их возобновления (признание Израилем “пограничных линий” на Голанах по состоянию на 4 июня 1967 г.). Из-за этой сирийской “медлительности” открытым остается вопрос о юге Ливана, откуда, как обещал Барак, Израиль должен вывести свои войска к июлю 2000 года⁷.

Как свидетельствует ближневосточная практика, варианты сепаратных соглашений формируют предпосылки к новым конфликтам, ибо не учитывают в полной мере интересы сторон и достигаются, как правило, на основе “компромиссов” с позиции силы и под мощным давлением извне. Подобные соглашения не решают окончательно ключевых проблем, затрагивающих основы арабо-израильского конфликта, а могут лишь привести к временному затуханию конфронтации в регионе с перспективой нового, еще более мощного противостояния в результате воздействия долгоиграющих факторов. Поэтому арабо-израильский конфликт остается незавершенным.

Сирия и Израиль по-прежнему находятся в состоянии войны. Приостановленные в 1996 г. израильско-сирийские мирные переговоры ждут своего возобновления^*. Вокруг оккупированной Израилем зоны на юге Ливана идет постоянная локальная война. Пробуксовывают подписанные Израилем с палестинской автономией соответствующие соглашения. Критические для “перманентного статуса” израильско-палестинских отношений темы: будущее Иерусалима и израильских поселений, международно-правовой статус и границы будущего палестинского государства, вопрос о палестинских беженцах – не дают оснований надеяться на легкие и быстрые переговоры, успех которых тем более не гарантирован.

В то же время императив магистральных направлений мирового развития в XXI веке позволяет предположить, что и в ближневосточном регионе уже в обозримой перспективе начнется становление новой парадигмы безопасности, непосредственно связанной с некоторыми качественными характеристиками складывающейся системы международных отношений. Уже сейчас Ближний Восток вступает в период напряженного и энергичного поиска конструкций региональных и международных механизмов обеспечения безопасности, подбора подходящих, “работающих” средств и организационных форм ее обеспечения. Конкретно, речь идет о большем, нежели просто формальное провозглашение палестинского государства и прекращение состояния войны между Израилем и теми его соседями, с которыми он до сих пор не подписал мирные соглашения. Возобновление серьезных мирных переговоров сопровождается, как правило, интенсивным обсуждением будущего регионального порядка. При этом важное значение придается институтам политики безопасности и отношениям между государствами Ближнего и Среднего Востока.

Арабо-израильский мирный процесс 90-х годов представляет собой определенный структурный элемент нового ближневосточного порядка, композицию принципов, норм и правил, помогающих воздействовать на региональные конфликты. Главная особенность ближневосточного мирного процесса – это переход от состояния войны в регионе к невоенным формам выяснения отношений по поводу власти и ресурсов. Такое стало возможным во многом потому, что Сирия, которая до сих пор ассоциируется в массовом арабском сознании с “локомотивом” арабского национализма, выдвинула, как указывалось выше, в качестве условия заключения мира с Израилем восстановление вполне определенной линии границ. Даже на юге Ливана, где противоборствующие стороны все еще прибегают к использованию военных средств, установлены определенные правила, которые должны воспрепятствовать неконтролируемой эскалации военных действий, ограничивать зоны их ведения и защищать мирное население. Образование ПНА и ее администрации представляет собой появление нового квазигосударственного субъекта и элемента регионального порядка, с которым вынуждены считаться даже те, кто в содержательном плане отвергает достигнутые в Осло соглашения. Таким образом, арабские государства не только согласились с фактическим существованием Израиля, но и в принципе признали его членом региональной системы государств.

Несомненно, те уступки и сближение позиций, на которые в ходе выработки мирного решения должны будут пойти отдельные стороны, окажутся нелегкими и спорными с внутриполитической точки зрения. Однако основополагающие контуры соглашения между Тель-Авивом и Дамаском и принципы урегулирования израильско-палестинского конфликта сторонам уже известны и включают в себя соответствующие меры двусторонней безопасности по типу мирных соглашений, которые Израиль заключил с Египтом (1979 г.) и Иорданией (1994 г.). Успехи двусторонних мирных переговоров сделают, очевидно, возможным возобновление многосторонних переговоров, что особенно важно для России, обеспечения ее участия и учета национально-государственных интересов в ходе формирования новых геополитических реалий в регионе.

Многосторонние переговоры – это уникальный в своем роде механизм, где при российском сопредседательстве было начато обсуждение проблем региональной безопасности на Ближнем Востоке. Это тем более важно, что запуск механизма многосторонних переговоров, несомненно, будет способствовать активизации деятельности некоторых региональных институтов, созданных в рамках мирного процесса на Ближнем Востоке, и прежде всего таких, как экономические конференции стран Ближнего Востока и Северной Африки, многосторонняя рабочая группа по контролю за вооружениями и обеспечению региональной безопасности. Завершение двусторонних мирных переговоров усилит комплексность региональных отношений, сделает возможными новые властно-политические расстановки сил и создание коалиций, включающих также и Израиль. Тем самым обостриться соперничество за позиции в регионе, рынки, международные финансовые потоки. Уже сейчас многие арабские государства, в том числе Сирия и Египет обеспокоены тем, что военный потенциал Израиля может сказаться на региональном балансе сил. Ожесточится конкурентная борьба между Саудовской Аравией и Израилем за влияние на малые государства Персидского залива, между Сирией и Израилем – за влияние в Ливане и Иордании, между Египтом и Израилем – за ведущую роль в регионе.

Поэтому в настоящее время арабские государства, прежде всего Египет и Сирия, озабочены не столько созданием общих ближневосточных структур безопасности, сколько проблемой обеспечения арабской безопасности в противовес идее Израиля и США о “новом Ближнем Востоке”, где Израиль станет центром экономического и интеграционного регионального пространства и создаст субрегиональное сообщество безопасности с Иорданией и Палестиной при активном участии Турции. Однако в отличие от не очень успешных попыток внести общеарабский вклад в создание системы внешней безопасности, арабские государства сумели добиться определенного прогресса в области внутренней безопасности. Подписанное весной 1998 г. министрами юстиции и внутренних дел стран-членов ЛАГ соглашение о борьбе с терроризмом послужило основой для регулярных встреч арабских министров внутренних дел, обмена мнениями о путях дальнейшей кооперации органов безопасности, оказывающих существенное влияние на развитие внутриполитических процессов в арабских странах. В тоже время действующая в большинстве этих государств жесткая структура власти и высокая степень централизации органов, принимающих решения, создают более благоприятные условия для двусторонних отношений и осложняют многосторонние формы сотрудничества. Поэтому в конструкции будущей безопасности существенную роль будут по-видимому, играть прежде всего сильные двусторонние элементы. При этом речь идет не только о соответствующих мирных договоренностях, которые Израиль уже заключил или еще заключит со своими соседями, но также и о том, что арабские страны будут, по-видимому, заключать скорее двусторонние, нежели многосторонние соглашения о мерах кооперации в области обеспечения внешней безопасности. Эти двусторонние элементы могут быть дополнены созданием общеарабских рамочных условий по вопросам внутренней безопасности, а также при участии ЛАГ в качестве политического координатора, где небольшая группа арабских стран будет доминировать при принятии решений и добиваться единства позиций в вопросах ближневосточной политики и региональной безопасности.

Проблема регионального порядка основывается на различных интересах региональных фигурантов, включает в себя разные геополитические концепции и подходы (некоторые из которых мы попытались рассмотреть в данной статье), а главное – является новым для Ближнего Востока делом. В настоящее время можно, по-видимому, говорить о поэтапном построении некоторых элементов “общего дома”, в котором когда-нибудь должны будут жить ближневосточные страны. Создание же системы коллективной региональной безопасности потребует длительного времени, тщательной разработки концепции этой системы, выработки эффективно действующих механизмов, а также убежденности правящих региональных элит в том, что прочные ближневосточные договоренности отвечают их национальным интересам.

1. Курасат истратиджийа. – 1996. – № 42. – С. 5. Цит. по: Бакланов А. Ближний Восток: Региональная безопасность и интересы России. – М., 1999. – С. 12-13.

2. Кривохижа В.И. Россия в новом мире: Время решений. – М. 1997. – С. 79.

3. Jerusalem Post, 8.09.1996.

4. The APS Review, vol. 31. № 3, 18.03.1996, с. 79.

5. Азия и Африка сегодня. – 1999. – № 8. – С. 12.

6. Economist, 3.07.1999, с. 40.

7. Economist, 22.05.1999, с. 15.