После краха Османской империи в 1918 г. Сирия попала под контроль Франции. Столкнувшись с мощным противодействием иностранному господству со стороны сирийских суннитов-националистов, французы сделали политическую ставку на конфессиональные меньшинства, имея в виду противопоставить их суннитскому большинству и попытаться с их помощью локализовать разворачивающееся в стране национально-патриотическое движение. В этих целях французские власти стали уделять больше внимания нусайритам, допуская возможность превратить алавитский район в главную базу своей колониальной политики Параллельно в нусайритскую зону обитания было направлено значительное количество французских миссионеров-проповедников с задачей убедить нусайритов в их религиозной исключительности и возбудить у них сепаратистские настроения. Опираясь на элементы христианства в нусайризме, миссионеры доказывали, что алавиты - потомки крестоносцев, а их мировоззрение базируется на христианстве [11, ч. 2, с. 23, 66]. Но, несмотря на стремление Франции завоевать симпатии алавитов, их отношения поначалу не сложились. Многие алавитские лидеры не доверяли французской администрации . Кроме того, развернувшаяся по всей территории Сирии партизанская война против французских оккупантов также оказала влияние на алавитов, удерживая их от активных контактов с французской стороной.

Более того, политические отношения между французской администрацией и алавитами резко омрачились в ходе вооруженного противостояния, центром которого стала Латакия и прилежащие районы. В мае 1919 г. крупные беспорядки охватили территорию Ансарийских гор. Крестьянские волнения были вызваны земельной тяжбой между алавитскими крестьянами и группой исмаилитских феодалов, поддерживаемых Францией. Алавитские феллахи защищали свои земли с оружием в руках. Экспедиция, посланная французскими властями в мае 1919 г. для подавления волнений, была разгромлена. В июне в Латакию был направлен новый отряд численностью в тысячу человек. Он также был разбит. Не имея возможности выделить в то время более крупные силы для борьбы с алавитами, французы заключили с ними в августе 1919 г. перемирие и частично удовлетворили требования алавитов. Но осенью того же года Франция, получив возможность перебросить в Сирию новые войска, возобновила борьбу с алавитами. Горцы оказали упорное сопротивление, и спорадические военные действия продолжались в течение трех лет [1, 122-123].

В 1921 г. восстание закончилось компромиссом, главным образом вследствие того, что французы вознамерились использовать алавитский сепаратиз в своих политических целях для закрепления собственного господства в Сирии.

Франция стремилась не допустить консолидации национально-патриотических сил в Сирии. Ее политика предполагала обеспечение интересов мандатной администрации за счет игры на религиозной и племенной розни среди населения, расчленения страны на отдельные карликовые государственные образования: Ливан, Дамаск, Халеб, Джебель-Друз, Александретта. 31 августа 1920 г. была создана "автономная территория алвитов". Во главе этой административной единицы был поставлен администратор - французский офицер; при нем в качестве совещательного органа была образована административная комиссия, назначаемая ежегодно верховным комиссаром, в составе 12 членов, которые в социальном плане были представлены феодалами и крупными купцами, в конфессиональном - носителями разных религиозных убеждений. Среди них 7 алавитов, 2 христиан, 2 мусульман-суннитов, один исмаилит. 12 июня 1922 г. это территориально-административное образование было переименовано в "Государство алавитов". Французский администратор был переименован в губернатора, были созданы ведомства финансов, общественных работ, здравоохранения, юстиции, возглавленные французскими советниками [1, с. 101].

По существу, ситуация в Сирии отражает два подхода французской администрации к оформлению и организации своего присутствия в этой стране. Надежды на то, что международный мандат на управление не будет воспринят местным населением как идентичный колониальной форме правления, не оправдались, поскольку сирийский народ не пожелал мириться с навязанным империалистическими державами иностранным присутствием, рассчитывая на свободное существование после четырехсотлетней зависимости от Османской империи. Поэтому французской администрации пришлось столкнуться с необходимостью насаждать свое присутствие военной силой, поскольку расчет на мирное внедрение в подмандатную страну на первом же этапе его осуществления оказался подорванным. "Умиротворение" же силой оружия - чрезвычайно затратная акция, реализация которой для послевоенной Франции была затруднена по экономическим соображениям, в первую очередь. Достижение имперских целей в кратчайшие сроки требовало применения разных методов. Поэтому насильственное воздействие на политическую ситуацию в стране сопровождалось использованием и более мягких методов, однако для Сирии не менее разрушительных, а возможно, и более пагубных, так как они были связаны с разделением страны по конфессиональному признаку, что могло угрожать сирийской государственности. Поддержка сепаратизма, поощрение центробежных устремлений сулили французской администрации реализацию ее интересов уже в ближайшей перспективе, тогда как долговременные интересы Сирии требовали сохранения страны интегрированной и консолидированной.

Именно колониальные интересы Франции заставили ее отказаться в итоге от военных путей разрешения проблем своего пребывания в Сирии и перейти к активному манипулированию политическими рычагами, используя к своей выгоде противоречивость и сложности межконфесиональных связей и особенно эксплуатируя ситуацию с алавитами, которые оставались неординарным конфессиональным образованием на этно-политической карте Сирии.

Французам пришлось считаться с тем, что поддержание отношений с мелкими территориально-административными анклавами в рамках мандатной политики и методики управления зависимыми образованиями, чревато серьезными издержками. Хотя новые административные единицы были формальными по своей сути, все же они требовали напряженных усилий во взаимоотношениях с ними со стороны французской администрации, дробления ее функций, выработки методики поведения применительно к каждому конкретному случаю, что приводило к расходованию энергии, но приносило неадекватный результат, поскольку в условиях быстро изменяющейся политической ситуации в Сирии политические маневры Франции оказывались далеко не всегда своевременными и эффективными. Необходимо было также учитывать амбиции и личностные устремления клиентеллы, постоянно подыгрывая ей или затрачивая усилия на нейтрализацию претензий с ее стороны. С экономической точки зрения дробление Сирии также оказывалось фактором, затруднявшим маневры французской мандатной администрации. При едва складывавшемся внутреннем рынке разделение страны барьерами, пусть и прозрачными, служило лишь целям дополнительной изоляции разных экономических районов, не содействовало рациональному размещению производительных сил, что сужало возможности Франции в том, что касалось, например, эксплуатации природных ресурсов и возможностей Сирии.

Политика дезинтеграции страны, углубившая экономический кризис и приведшая Сирию на грань катастрофы, в конце концов завела в тупик и французские власти. В 1922 г. после крупных волнений, охвативших всю страну, им пришлось провозгласить образование "Федерации автономных государств в Сирии" в составе трех государств: Дамаска, Халеба и алавитского образования. Однако федерация не была идентична единству Сирии. Она должна была также подчиняться французским властям, как и местные марионеточные правительства. Во главе федерации стоял президент, избираемый на один год, и федеральный совет. При президенте были образованы три федеральные дирекции: финансов, общественных работ и гражданских дел.

По существу, и это изобретение французской администрации оказалось недолговечным, поскольку, как показал опыт, служило лишь своего рода транзитной моделью для конституирования полноразмерного государственного образования в масштабах всей Сирии. Создание такого государства, как кажется, в наибольшей степени отвечало интересам Франции, поскольку позволяло этой последней вести концентрированную политику, осуществлять целенаправленную хозяйственную деятельность, вершить дела с единой административно-структурной единицей, многочисленные специфические качества которой в этом случае представлялись как бы снивелированными под шапкой общего руководства.

Не случайно, поэтому уже 5 декабря 1924 г. федерация была ликвидирована, и Сирия объявлена единым государством, в которое вошли Дамаск, Халеб и государство алавитов [1, с. 109].

Это последнее просуществовало в рамках французского мандата с 1922 г. по 1936 г., хотя алавиты добивались полной самостоятельности. Алавитское государство включало два бывших санджака - Латакийский (области Латакия, Джебле, Банияс, Масьяф, Хафера) и Туртусский (области Тартус, Сафита, Телль-Калях), имело собственный флаг в виде полотнища белого цвета с желтым солнцем в средней части и четырьмя красными углами. Население алавитского государства насчитывало 278 тыс. чел. (176 тыс. алавитов, 52 тыс. суннитов, 44,5 тыс. христиан, 4,5 тыс. исмаилитов). С 1930 г. Алавитское государство имело и свою конституцию [5.с.3-4; 11, с. 66-67].

Исполнительная функция осуществлялась правительством, в роли которого выступал так называемый Совет, представленный преимущественно алавитами, во главе которого стоял французский наместник. Права Совета были чрезвычайно ограничены. Он имел решающий голос лишь в вопросах строительства местных дорог, организации благотворительных учреждений, сельскохозяйственных школ, сберегательных и пенсионных касс. Совет не имел законодательной инициативы и мог обсуждать лишь те законопроекты, которые были предварительно разработаны носителями реальной власти в государстве и утверждены наместником верховного комиссара. Верховный комиссар имел право распускать Совет. Совет государства алавитов в значительной части состоял из лиц, назначаемых верховным комиссаром [1, с. 109].

Но, несмотря на обладание собственной государственностью, алавиты оставались экономически и социально ниже суннитов, и эти закрепленные традицией отношения нельзя было изменить простыми административными мерами. Объективно перенаселенный алавитский район с бедной каменистой почвой и низким уровнем развития производительных сил оставался одним из наиболее отсталых в Сирии. Эта отсталость зафиксирована и в социальных показателях. В годы французского мандата около 61% всех алавитов страдали трахомой, что выделялось даже на общем невысоком, с медицинской точки зрения, фоне. Эпидемии, нехватка витаминов, постоянное недоедание явились причиной высокой детской смертности. Образовательный уровень алавитов также был весьма низким. Из общего числа студентов, посещавших в 1936 г. государственные школы в Латакии, только 27% были алавитами, хотя алавиты составляли более 60% населения провинции [8, с. 237].

Неравноправное положение алавитов особенно ярко проявлялось в сфере юридического обеспечения функционирования их общины. Везде на территории Сирии действовали суннитские законы и суннитские суды. Алавитские традиции учитывались лишь при рассмотрении гражданских дел. Но эти традиции не имели юридической силы. Между тем, все споры в алавитской среде решались по неписаным законам на основе традиционных племенных и клановых связей и взаимоотношений.

Для придания определенного статуса алавитскому сообществу необходимо было, чтобы у него существовала собственная официальная судебная система, суды и судьи. Добиваясь расположения алавитов и стремясь обеспечить прочное положение общины в своих интересах, французская администрация в ряде случаев удовлетворяла запросы алавитского населения. Поэтому уже в 1922 г. французы одобрили учреждение отдельных религиозных судов для алавитов (махалим шар ила алавита). Было принято решение, что эти суды будут судить по законам школы 12-го имама [7, 1922, N 1, с. 732; 1924, N 4, cc. 258-259]. Эта школа была далека от племенных традиций алавитов, но ее принципиальное преимущество заключалось в том, что она выделила дела алавитов в отдельное, но равноправное производство. Таким образом, алавиты освободились от подчинения суннитским судам, но тем не менее так и не получили возможности отправления правосудия исключительно по своим собственным законам.

Во многом это была демонстративная мера, призванная показать алавитам меру готовности французской администрации идти на сотрудничество с общиной. Это с одной стороны. С другой, это же свидетельствует о том, что французы нуждались в поддержке пусть даже небольшой, но весьма консолидированной части местного населения, которая могла бы, при соответствующей политике и демонстрации симпатий страны-мандатария, служить социальной опорой французского режима и показывать основной массе населения все выгоды подобного сотрудничества. Видимо, только этим и можно объяснить факт признания за алавитами права на собственную юриспруденцию, поскольку ведение дел в рамках алавитской системы было чрезвычайно затруднено в реальной жизни.

Среди алавитов не было настоящих специалистов по шиитской юриспруденции. Лишь немногие алавитские шейхи изучили книги по юриспруденции шиитов 12-го имама и были назначены судьями в алавитских судах. Алавитские шейхи брали из шиитских законов только то, что в какой-то мере отвечало алавитским традициям. Но главная цель подобного подхода к потребностям алавитской общины была достигнута, поскольку алавитские судьи получили такую возможность из рук французской администрации. Этот момент имел весомые последствия для развития алавитского сепаратизма. Политический сепаратизм содействовал алавитскому религиозному эзотеризму и нашел многих союзников среди алавитских религиозных шейхов.

Но постепенно, по мере изменения международной обстановки, развития национально-освободительного движения националистическая агитация за независимость и единство Сирии заставила французов сократить поддержку алавитского сепаратизма. Да и в самом Алавитском государстве не было единого мнения о дальнейшем развитии Сирии: большинство алавитов склонялось к поддержке французов, в то время как сунниты и христиане выступали с националистических позиций.

Общая ситуация на Западе в преддверии второй мировой войны, а главное - изменения в самой Франции, что было связано с приходом к власти левого правительства, существенно модифицировала на коротком историческом отрезке подходы Франции к заморским территориям, особенно к Сирии, которая формально не была в колониальной зависимости. а имела статус подмандатной территории, что предполагало за ней большие права.

В рамках представлений, свойственных новой политической ориентации Франции того периода, претерпела изменения и политика в отношении Сирии.

В 1936 г. французы приняли решение присоединить Алавитское государство к Сирии. Алавитские шейхи выступили против этого и направили протест премьер-министру Франции. В нем отмечалось, что алавитский народ, сохранявший свою самостоятельность на протяжении многих лет, отличается своей религией, обычаями и укладом жизни от суннитов. Кроме того, предоставление Сирии независимости, хотя и является положительным моментом, будет означать установление господства суннитских кланов над алавитскими. В связи с этим алавиты не могут согласиться на требование французов о присоединении к Сирии. Это послание подписали видные алавитские шейхи - Сулейман Муршид, Мухаммед Сулейман Ахмед, Мухаммед Бек Джунейд, Сулейман Асад, Азиз Ага Хавваш, Махмуд Ага Джадид [3, 1993 N 10, с. 27].

Однако 5 декабря 1936 г. Алавитское государство было присоединено к Сирии в соответствии с указом N 274 французских властей.

В 1936 г. Франция признала суверенитет Сирии. Между Парижем и Дамаском был подписан договор об образовании независимой Сирии. Французы настояли на сохранении административной и финансовой самостоятельности за районом Латакии, который окончательно вошел в состав Сирийской Республики только с уходом французов в апреле 1946 г.[11, ч. 2, с. 66-67]. Но такой урезанный суверенитет не устроил алавитов, и поэтому сепаратистское движение среди них продолжалось. Однако, алавитские руководители начали действовать, исходя из новых условий, то есть принимая во внимание неизбежность существования алавитской общины в рамках единой Сирии, а в дальнейшем и в ожидании ликвидации французского мандата.

Примерно с 30-х годов, еще до подписания указанного договора по инициативе алавитских шейхов, осознававших несбыточность надежд алавитской общины на самостоятельность, начинается новая реформация нусайризма, которая, как и у части других сектантских движений, преследовала цель приспособить свое вероучение к новым условиям [2, с. 44-45] и сохранить самобытность общины.

Одним из направлений в усилиях алавитов на этом поприще стало их стремление заручиться поддержкой суннитов и таким образом гарантировать сохранение своей самобытности в рамках единого государства. Сунниты, со своей стороны, стремились интегрировать алавитские районы, и в результате интересы алавитов и суннитов совпали в том, чтобы признать алавитов как полноценных мусульман.

Алавиты начали активнее изучать Коран, отправлять присущие "умеренным" шиитам мусульманские культовые обряды, а также вести дела по бракам, разводам, наследству и т. п. в соответствии с предписаниями джафаритской шиитской традиции.

В июле 1936 г. нусайритские священнослужители обнародовали воззвание, в котором подчеркивалось следующее: "в опровержение имеющих место рассуждений о том, что алавиты - не мусульмане, мы, обменившись мнениями и рассмотрев основополагающие исторические и теологические труды, заявляем:

1. Всякий алавит является мусульманином, а алавиты - мусульмане веруют в Аллаха, Мухамада и признают пять заповедей ислама.

2. Тот, кто признает ислам, но отвергает Благородный Коран в качестве его священной книги, а Мухаммада, благословит его Аллах и да приветствует, - как его пророка, с точки зрения Шариата не является алавитом" [11, ч. 2, с. 23; 6, с. 60]

Одновременно алавитская конференция, проходившая в Джебле и Кардахе, приняла ряд решений, в которых подчеркивалось, что "как католики, протестанты и православные являются по сути христианами, так сунниты и алавиты являются мусульманами" (6, с. 106-108). Стремясь поддержать начавшуюся реформацию нусайризма, которая, по мнению суннитов, должна была способствовать более интенсивной интеграции Латакийских районов, суннитская община, со своей стороны, пошла навстречу алавитам. В частности, суннитский муфтий Палестины хадж Амин аль-Хусейн издал фетву об алавитах, в которой заявил о том, что алавиты - мусульмане и призвал мусульман "сотрудничать с ними в духе добрососедства и исламского братства" [4, с.с. 42-54 134-152]. Эта фетва хотя и имела определенное значение, главным образом из-за позиции влиятельных суннитских деятелей, выступавших за объединение Сирии, но автоматически не повлекла за собой аналогичной реакции со стороны большинства других суннитских религиозных авторитетов, фактически не признавших фетву муфтия Палестины [5, с. 6-7].

Алавитская прокламация не подвергла критике ни одно эзотерическое верование алавитов. Сам факт наличия их не мог быть разглашен. Ни слова публичных комментариев позиции алавитов не было услышано ни из Наджафа, ни из Кума - опор сторонников шиизма 12-го имама.

Но все же провозглашение алавитского меньшинства шиитами 12-го имама имело важное значение, так как открывало возможности для шиитского духовенства широко воздействовать на них. Признание алавитов стало объектом для пристального изучения в Наджафе и Куме.

Важным направлением реформации нусайризма было стремление вернуть его в русло имамитской школы шиизма. Этому в значительной степени способствовало предложение шиитского авторитета из Наджафа аятоллы Мохсина аль-Хакима, направленное в 1947 г. муфтию Бекаа (Ливан) шейху Хабибу Ибрагиму, провести обследование в алавитских районах на предмет выявления такой возможности. На основе контактов с алавитами-реформаторами шейх Хабиб рекомендовал аятолле Хакиму принять на учебу в шиитский центр в Наджафе группу алавитских представителей, где они могли бы получить соответствующее теологическое и юридическое образование. В 1948 г. двенадцать алавитов выехали в Наджаф. Но по прибытии они встретили враждебность со стороны некоторых религиозных шиитских деятелей, подверглись оскорблениям и унижениям. В результате они были вынуждены вернуться домой.

Для того, чтобы обеспечить познание догматов веры и обучение теологическим дисциплинам в нормальной обстановке, способствующей обретению знаний, по предложению шейха Хабиба было учреждено местное общество "Джафари", где велось преподавание разных предметов, включая шиитскую юриспруденцию по канонам 12-го имама. В нем алавитские шейхи могли получать соответствующее шиитское образование. Общество обосновалось в Латакии и имело отделения в Тартусе, Джабле и Баниясе. Общество "Джафари" в 1952 г. было признано властями Сирии. После этого школа шиизма 12-го имама стала считаться равной в ряду признанных юридических школ, и ее практика стала использоваться в мусульманском праве [10, с.с. 48-50].

Однако это был лишь один из шагов на пути, ведущем к признанию алавитов мусульманами-шиитами. В 60-70-е годы предпринимались разнообразные меры, чтобы добиться официального приема нусайритов в шиитское сообщество. В решении этой задачи большую услугу алавитам оказал имам Муса Садр, который, возглавляя Высший исламский шиитский совет в Ливане и стремясь заручиться сирийской поддержкой, намеревался распространить юрисдикцию этого органа на ливанских алавитов, что подкрепило бы притязания сирийской общины на то, чтобы считаться одним из шиитских направлений.

Акт признания состоялся в июле 1973 г. Однако этот факт носил скорее политически, а не теологический оттенок. Как считают наиболее ортодоксальные суннитские и шиитские авторитеты, сирийские алавиты не стали в результате этого правоверными шиитами, тем более, что остается неизвестной сущность алавитских доктрин и степень изменений, которым они подверглись, если подобное вообще имело место.

Однако политические события, имевшие место в 70-е годы на Ближнем Востоке, не могли не оказать влияние на алавитское религиозное сообщество. Иранская революция (1978-1979 гг.) способствовала проведению религиозной реформы внутри алавитской общины. В августе 1980 г. Президент Сирии Х.Асад встретился с алавитскими общинными лидерами и религиозными шейхами в Кардахе, где призвал религиозных шейхов провести модернизацию и реформы, а также укрепить связи с основными центрами шиизма 12-го имама. Совещание в Кардахе шло за закрытыми дверями, но последующие события свидетельствовали, что сирийскому руководству удалось заставить алавитских религиозных шейхов пойти на определенный компромисс и внести свой вклад в дело дискредитации суннитского аргумента против алавитского меньшинства [5, с.с. 19, 20, 23].

В целом же, несмотря на специфичность нусайризма, суннитская среда не помешала алавитам занять верхние ступени в структурах власти вплоть до президентского кресла. Несомненно, что алавитская община обладает мощным кумулятивным эффектом и смогла преодолеть исторически складывавшуюся неприязнь в местном обществе, добившись ошеломляющего политического успеха, так и не получив с догматической точки зрения признания со стороны шиитского духовенства. Очевидно, что возвышению алавитов способствовали объективные исторические условия, обусловленные втянутостью Сирии в современные международные отношения, приверженностью светскому началу в политике, бурными событиями межвоенной и послевоенной истории, когда на авансцену политической жизни выдвигались наиболее динамичные и активные силы. Энергичной и жизнеспособной политической силой в Сирии оказались алавиты, сумевшие увлечь своими политическими лозунгами массы населения, возглавить национально-освободитель-ное движение, добиться революционно-демократических преобразований под своими знаменами.

Соединение объективного и субъективного фактора привело к появлению стойкого феномена, когда подавляемое и преследуемое религиозное меньшинство сумело выдвинуться на руководящие позиции в обществе и перенаправить его таким образом, что оно в качестве основных ценностей избрало не религиозные, а светские, способствующие общественному прогрессу и социальным преобразованиям в духе времени, т. е. таким, что связаны с утверждением принципов рыночной экономики, гражданского общества, демократии. Естественно, учитывая специфику Сирии, можно полагать, что эти процессы пока только обозначаются и займут длительное время, прежде чем обретут реальное содержание и вес. Однако поворот к ним представляется обозначенным достаточно твердо, и залог дальнейшего продвижения в заданном направлении будет зависеть более всего от того, насколько правящий режим с сильным алавитским компонентом окажется способным соответствовать национальным задачам.

Литература

1. Луцкий В.Б., Национально-освободительная война в Сирии (1925-1927 г.г.). М., 1964.

2. Степанянц М.Т., Мусульманские концепции в философии и политике 19-20 вв. М., 1982.

3. Щенников В., Алавиты. "Азия и Африка сегодня", 1993, № 10, с. 27.

4. Bonesci Paulo, Une fatwa du grande mufti de lerusalem Amin al Husaini sur les 'alawites. Ruvue del'historie des religions (july-aug. 1940), 122 (1), (Sept.-dec. 1940), 122 (2-3).

5. Kramer Martin, Syria's alavis and Shiizm, T-A., 1984.

6. Massignon L., Les origines nusairis - L'elaboration de l'islam, Paris, 1981.

7. Oriente Moderno, Roma.

8. Republic Francaise, Ministre des affaires ctrangeres, 1937.

9. Weulesse G., La payes des alaouites. Fours: Arrault et cie, 1940.

10. Ад-Дин, Мухаммад Рид Шамс, Маа аль-алявийин фи сурия. Бейрут, 1956.

11. Друзу, Мухаммад Иззат, Араб ва Уруба, Димашк, б.г.