Общеизвестно, что одним из фундаментальных принципов существования Турецкой республики является принцип светского государства. Провозгласив такую основу на заре республики, в середине 20-х годов, как главнейшее условие модернизации, европеизации общества, ее создатели во главе с Кемалем Ататюрком жестко следили за тем, чтобы ислам не выходил за ворота мечети, оставался религией, верой в Аллаха и не использовался бы в качестве орудия политической борьбы против светской власти. Основным и весьма эффективным средством и правового, и военно-полицейского контроля над религиозной ситуацией в стране долгое время была статья 163 Уголовного кодекса, предусматривавшая длительное тюремное заключение за эксплуатацию религиозных чувств верующих, использование религии каким-либо лицом или организацией в политических либо личных целях. На протяжении десятилетий в Турции не могло быть и речи о легальной деятельности религиозных орденов и обществ

Изъяв из кодекса эту статью под давлением Запада в 1991 году, власти ныне могут преследовать радикальных исламистов уже по другой, 312-й статье УК, в которой предусматривается тюремное наказание от одного до трех лет за “подстрекательство населения к ненависти и враждебности” в отношении тех, кто отличен по “классовым, расовым, религиозным или региональным различиям”. Также с 1991 года действует новый закон – “О борьбе с террором”, относящий к террористическим действиям те, которые направлены на нарушения основных положений конституции, включая положение о светском характере турецкого государства.

Однако итоги почти восьмидесятилетней эволюции республиканского режима в стране свидетельствуют, что конфликт между секуляризмом и исламизмом так и не завершился полной победой светских норм в жизни общества. Более того, пройдя этапы существенных метаморфоз, политический ислам обрел новый облик, новую силу и влияние, стал, по признанию светских лидеров страны, интеллектуалов, главной угрозой для ее внутренней безопасности и существования как светского государства. Подобная опасность возникала в стране постепенно, в результате изменений, произошедших в религиозной политике светской республиканской власти в 80-е и особенно в 90-е годы. Последовательные и бескомпромиссные сторонники светскости называют эти метаморфозы капитуляцией перед ныне влиятельными и многочисленными активистами политического ислама, принимающего подчас весьма радикальные формы. В результате, по их мнению, от принципов кемалистской секуляризации мало что осталось.

Осуществлено внедрение в школьные и вузовские программы курсов по Корану, исламу и др. В целом ряде университетов страны учреждены и действуют богословские факультеты. Проводится расширенное строительство мечетей при активном участии государства через Управление по делам религии, усилилась пропаганда религиозных идей через это учреждение, что противоречит его функциям как государственной структуре. Давно легализирована деятельность исламистов в рамках политической партии. После своего создания в январе 1970 г. она уже не раз меняла название. Последняя вынужденная смена названия этой политической организации – превращение закрытой в 1998 г. судом Партии благополучия (Рефах) в Партию добродетели (Фазилет). В 1995 г. эта партия достигла пика своего влияния в стране, стала первой по числу депутатских мест в меджлисе.

Другим еще более влиятельным фронтом противостояния исламизма светскому режиму ныне являются мусульманские ордены, общества, группы и их финансовые фонды. Действовавшие совсем еще недавно подпольно, они вновь легализованы, в их распоряжении – тысячи мечетей, сотни религиозных вакуфов, приюты, интернаты, школы, земельные участки. На политическую арену ордены вышли по инициативе Т.Чиллер перед выборами 1995 г. В борьбе за лидерство в меджлисе ее партия публично обратилась за поддержкой орденов и вывела таким образом их из подполья.

Более других на виду в 90-е годы оказались орден накшбенди, религиозные общества нурджистов, сулейманистов, приверженцы “национального взгляда”, идейно более всего связанные с Н.Эрбаканом, возглавлявшим Рефах. Лишь для последователей ордена накшбенди духовным вождем является личность из средневекового прошлого – Бахаэддин Мухаммед бин Мухаммед Эль-Бухари (1318-1389). Религиозная община сулейманистов основана современным проповедником, выходцем из Болгарии Сулейманом Хильми Тунаханом (1888-1959). Многочисленные же сообщества нурджистов исповедуют взгляды исламского проповедника курда Саид-и Нурси (1873-1960), преследовавшегося кемалистами за распространение своих рисале (Рисале-и Hyp – “Книга Света”, отсюда – нурджизм) и проведшего значительную часть своей жизни в заключении в тюрьмах Эскишехира, Анкары, Испарты, Денизли, Афьоне и в ссылке.

Решение курдского вопроса Нурси видел в исламском братстве, будучи уверенным, что только объединившись под знаменем ислама курды и турки смогут жить как братья. Поэтому вместо секуляризма, светскости он считал необходимым установление в стране режима шариата. По информации из турецкой печати, в настоящее время в стране действует около 20 тыс. медресе, в которых изучают произведения С. Нурси. Их называют иногда школами, “домами света”. Некоторые из них, около тысячи, одновременно служат учащимся жильем, являются своеобразными интернатами. В таких обителях живут иногда по 100 – 500 человек, чаще всего приехавшие из провинции, а иногда из-за рубежа студенты вузов, абитуриенты, готовящиеся к поступлению в университет, учащиеся средних школ, лицеев и колледжей – все, кто нуждается в средствах на время учебы¹. Самую влиятельную сегодня общину нурджистов возглавляет ходжа Фетхуллах Гюлен, его община часто упоминается в турецких СМИ как богатая и влиятельная общественная, религиозная организация, располагающая собственной газетой (“Заман”) и другими изданиями, телеканалом, школами, интернатами, приютами, – не только в самой Турции, но и за рубежом – в Болгарии, государствах Центральной Азии, России, и т.д.

Утверждение в политической жизни страны исламистской партии с ее радикальной идеологией антизападничества, антикоммунизма, антисемитизма, легализация мусульманских орденов и обществ сопровождается в 80-е и особенно 90-е годы стремительным возвышением исламистского капитала, тесно связанного с орденами и другими религиозными общинами. Турецкие исследователи считают, что после прихода к власти в 1983 г. послевоенного переворота первого гражданского правительства во главе с Т.Озалом во властной элите стало господствовать убеждение, что “государству надлежит открыть пути развития исламистам – капиталистам”, перестать их преследовать, поощрить их усилия в ориентации на Иран, Ирак, Саудовскую Аравию и другие исламские государства. В короткие сроки предприниматели-мусульмане “обеспечили себе важное место в рыночной экономике, и что еще важнее, осуществилось взаимодействие капитала тарикатов с исламскими банками”. Почти каждый джемаат оказался владельцем фирм, в том числе таких известных, как Ихляс холдинг, Феза газетеджилик, Аль Барака – тюрк, Файсал финанс и др. Сравнявшись ныне по своему официальному статусу с самым влиятельным в турецком бизнесе, давно учрежденным либеральными предпринимателями Обществом деловых людей Турции (ТЮСИАД), его исламский аналог МЮСИАД утверждает своим существованием официальное представительство исламского капитала и орденов “в политической системе государства”, свидетельствует о “возвышении мусульманского капитала”. По мнению цитируемого нами Фаика Булута, исламский капитал заметно представлен в экспорте текстиля, особенно в мусульманские страны; в строительных подрядах, главным образом выполняемых на Ближнем Востоке, на Балканах, Кавказе, в Центральной Азии. В самой этой организации ассоциированы десятки фирм, владельцы которых являются приверженцами политического ислама. По утверждению руководства МЮСИАД, эта организация “становится источником надежды для турецких деловых людей в Европе”.

Особенно активен конгломерат мусульманского капитала и джемаата в области информации, так сказать, “пропаганды и агитации”. Он имеет в своем распоряжении новейшие средства полиграфии, издательского дела, активно использует такие достижения глобализации, как единое информационное пространство, экономическую и финансово-кредитную интеграцию. По данным на 1994 г., мусульманский издательский сектор Турции насчитывал 200 издательств, выпускал более 600 журналов, его ежедневный газетный тираж достигал миллиона экземпляров, на своих витринах он сумел продемонстрировать более 6 тыс. книг различной тематики.

Определяя основные внешние источники финансовой поддержки исламского движения в Турции, Фаик Булут выделяет прежде всего организацию под названием Рабытат-уль Алем-уль Ислами (единство мира Ислама) – “детище саудовско-американской компании Арамко”. Эту организацию автор считает одной из опор на Ближнем Востоке “ислама по-американски и капитализма под паранджой”. Она создана в Мекке в 1962 г., в принятом в 1963 году уставе задача Рабыта сформулирована следующим образом: “предпринимать в мусульманских странах действия по формированию власти, отвечающей исламским принципам; готовить из прибывающих иностранных паломников исламских миссионеров с последующей отправкой их на родину; оказывать исламским органам печати материальную поддержку для выполнения ими своей деятельности”. В ее учредительном совете турецким исламистам выделено два места. Рабыта поддерживает постоянные связи с турецкими исламистскими объединениями, предоставляет им денежное содержание, финансирует их учебные центры, молодежные лагеря, организацию хаджа для вали и руководства органов безопасности, строительство центров исламской культуры, мечетей. Помимо Рабыта, в стране со времен Т.Озала активно действуют саудовские компании Файсал финанс, Аль Барака, Исламский банк развития. Все они превратились в многонациональные корпорации и имеют в Турции свои дочерние отделения, установившие разнообразные связи с местными исламистами².

В период наибольшего успеха исламистов, когда они возглавляли правительство, одной из самых сильных “тарикатских” групп была та, которую объединял Ихляс-холдинг. В опубликованном газетой “Радикал” в январе 1997 г. списке 54 фирм этого холдинга значатся 17 компаний, действующих в сфере СМИ – телеканал, газета “Тюркийе”, информационное и рекламное агентства, детский, спортивный, исторический, текстильный, медицинский, туристический, строительный журналы. Также 4 компании действовали в строительстве жилищ, 3 – представляли две поликлиники и один госпиталь, 4 – участвовали в автосборке, в списке прочих – финансовые, страховые, торговые, мебельные, транспортные и другие компании.

На втором месте по размаху деятельности среди турецких исламистских холдингов стоит Фетхуллах-ходжа – холдинг. В приводимом списке – 42 компании, действующие в Турции и за рубежом в статусе вакуфов, акционерных и лимитедных обществ, в том числе финансовая Асья, телеканал Саманйолу, газета “Заман”, две журнала, 6 учебных зданий, несколько колледжей, лицеев, университет Фатих, Вакуф преподавателей Турции, Вакуф журналистов и писателей. В списке приводятся названия компаний, владеющих учебными центрами в России (Якутии, Туве, Хакассии, Башкортостане, Чувашии, Татарстане), а также в Кыргызстане, Румынии, Молдове, Албании, на Украине (в том числе в Крыму), в Пакистане, Марокко, Иране, Ираке, Азербайджане, Узбекистане, Туркменистане, Таджикистане, Казахстане, Монголии³.

В системе турецкого исламистского предпринимательства, концентрирующегося вокруг МЮСИАД, немало предпринимателей, действующих в Европе. Печать Германии окрестила ее подопечных “анатолийскими тиграми”, их джиро достигает 3,5 млрд. долларов. Руководимая 37-летним Эролом Яраром, специализировавшимся в США по компьютерам, МЮСИАД за 8 лет привлекла в свою организацию 3 тыс. членов, обеспечила работой 300 тыс. рабочих. Германская печать выделяет в этой организации как наиболее влиятельную исламскую группу Ихляс-холдинг с 3036 занятыми. Также отмечаются успехи компаний Улькер и Комбассан. По германским данным, в 60-ти фирмах Комбассан занято 26 тыс.человек. В год исламский капитал из Европы направляет Рефах в качестве финансовой помощи 250 млн. долларов. В Турции начато судебное преследование против МЮСИАД и ее президента по статье 312 УК за призывы к ненависти и враждебным действиям⁴.

Единый фронт сторонников шариата заявил о себе наиболее жестко и требовательно в 90-е годы, что особенно наглядно проявилось во время пребывания в правительстве на ключевых постах, включая пост премьера, представителей партии Рефах во главе с Эрбаканом. Первым ее крупным успехом стали итоги муниципальных выборов в марте 1994 г. На них ПБ оказалась главным соперником двух ведущих тогда правоцентристских партий – Партии отечества (лидер Месут Йылмаз, преемник Т.Озала) и Партии верного пути (лидер Т.Чиллер после избрания С.Демиреля президентом); по ряду позиций ПБ получила первые либо вторые места. Итоги этих выборов в Турции стали сенсационными, многие наблюдатели называли главными причинами успеха Рефах “ухудшающуюся экономическую ситуацию, разрастающиеся скандалы, связанные с коррупцией, социальные смуты и недовольство политической обстановкой”⁵.

Свой успех партия развила на парламентских выборах в декабре 1995 г., получив наибольшее число голосов – 22%, а затем, после полугодовой ожесточенной борьбы, в том числе с военным руководством, возглавила с лета 1996 г. правительственный кабинет в коалиции с партией Чиллер. Свою предвыборную кампанию ПБ строила на популистских лозунгах, утверждающих, и не без основания, что правящая верхушка светской элиты Турции отчуждена от нужд широких народных масс, средних слоев. Лозунги ПБ требовали также отказа от “угнетения верующих”, прекращения “уничижения нации”, перехода “к подлинной демократии”, во внешней политике – “спасения страны от роли сателлита”. Партия заявляла о необходимости срочного принятия закона о свободе верования, который обеспечит свободу ношения женщинами головного покрывала, пятничного намаза, деятельности школ имам-хатибов, вакуфов, использования в молитве арабского языка и т.д.⁶

Уже в марте 1996 г., еще до прихода во власть, активисты Рефах попытались обвинить своего главного врага – армейское руководство – в стремлении насадить безбожие в армии. Газета “Хюрриет” объясняла выпад Рефах намерением сторонников шариата распространить в казармах шариат. “После мечетей и школ пришла очередь армии, хотя и здесь начало было положено раньше”⁷. Вынужденное согласие военных на приход летом 1996 года к власти Эрбакана (в коалиции с Партией верного пути) – свидетельство того, что в Турции время военных переворотов проходит, они не встречают поддержку ни США, ни стран ЕС, ни сочувствия гражданской элиты в самой стране. Ныне интеграция Турции в ЕС, по мнению ее западных партнеров, должна предусматривать поиски разумных компромиссов между светскими кругами и исламистами в модели “мягкого ислама”, тем более что последние заверяли, что не собираются менять светский режим в стране на режим шариата.

Однако придя к власти, руководство Рефах предприняло шаги, которые впоследствии будут оценены Конституционным судом как несовместимые с режимом светской власти. Речь идет о заявлениях некоторых лидеров партии по поводу шариата, угрозах в адрес политических противников, скандалах по поводу одежды, и т.д. Заполучив в свои руки государственные механизмы управления религиозной деятельностью в стране, такие, прежде всего как Управление по делам религии, министерство просвещения, богословские факультеты и кафедры, инициируя происламскую активность в среде офицерства, опираясь на легализованные религиозные ордены и общины и социально зависимую от них разросшуюся паству, включая учащуюся бедноту, исламисты уже спустя несколько месяцев перестали осознавать реальную степень влияния в турецком обществе, сочли свой успех на выборах историческим шансом для реванша шариата в Турции. Несомненно, сказалась и слабость гражданской власти, готовность уступок со стороны Партии отечества (ПО) и особенно младшего партнера новой коалиции – Партии верного пути (ПВП). Интересно, что даже Б.Эджевит утверждал, что Фетхулла-ходжа, проповедник и руководитель наиболее влиятельной пропагандистской системы исламизма в отличие от других исламистов не представляет угрозы светскому режиму.

Уместно отметить, что определенная растерянность светской элиты перед “победным шествием” исламистов определялась и тем обстоятельством, что западные страны и прежде всего США в своих требованиях демократизации турецкого общества предусматривали и модель “мягкого ислама”, которая, как некоторым представлялась, начала реализовываться в стране Эрбаканом. Об этом много писали и пишут критики американского вмешательства в дела Турции, обвиняя американских специалистов по исламу в намерении постоянно прилаживать к турецкой действительности очередную исламскую модель. Ныне, после выхода из-под контроля модели по Эрбакану, уже ведутся разговоры об “исламской власти, признающей светскость”. В связи с этим оживились визиты новых лидеров Фазилет в США⁸.

Главным оплотом бескомпромиссной позиции в деле отстаивания принципов кемалистского секуляризма осталась армия в лице ее официального верховного руководства, представленного прежде всего Генштабом. Военная верхушка использовала свое весомое представительство в Совете национальной безопасности страны (СНБ) и попыталась остановить “победное шествие” на пути легального захвата власти исламистами. 28 февраля 1997 г. армейские представители в Совете во главе с начальником Генштаба решили “дать бой” Рефах, обвинив ее руководство (Н.Эрбакан присутствовал на этом заседании), по сути, в заговоре против светской республики. Поводов за несколько месяцев набралось немало, одним из последних стало участие иранских дипломатов на одном антиправительственном собрании исламистов. Перед заседанием СНБ распространились даже слухи об угрозе военного переворота. В связи с этим якобы С.Демирель обратился с письмом к Эрбакану умерить пыл. Сообщалось также, что Чиллер было предложено выйти из правительственной коалиции. На самом заседании, помимо других, в качестве свидетельства реакционной деятельности исламистов был показан видеофильм об одном из занятий на частных курсах по изучению Корана. Учащиеся курсов якобы по очереди подходили к бюсту Ататюрка и плевали на него⁹.

Итоги заседания СНБ не сразу стали достоянием СМИ, лишь позже стало известно, что принятые на нем решения представляли из себя чрезвычайно важную и срочную программу мер по пресечению сползания Турции к шариатскому режиму. В них указывалась необходимость совершенствования законодательства, касающегося защиты светских принципов. Предлагалось властям применить положения закона 1924 г. о единой системе образования в стране под контролем министерства просвещения, передать под этот контроль принадлежащие орденам частные интернаты, фонды и школы, ввести повсеместно обязательное 8-летнее образование, законодательно усовершенствовать систему контроля министерства просвещения над курсами Корана. Властям рекомендовалось способствовать подготовке таких кадров служителей ислама, которые “преданы принципам кемализма” и служили бы единению общества, а не его “поляризации”. Серьезным требованием был пункт программы, ставивший вне закона большинство религиозных орденов: “Необходимо положить конец деятельности орденов и других учреждений, запрещенных по закону 677”. (Кемалистский закон 1925 г. о запрете орденов и других культовых учреждений). В ряде пунктов содержались предложения о контроле над теми СМИ, которые сеют враждебность верующих к армии, о недопущении льготного приема на работу изгнанного из армии персонала в связи с его происламской деятельностью. Особо подчеркивалась необходимость мер против “разрушительной” происламской деятельности в Турции представителей Ирана. Последний пункт требовал “преследовать, согласно закону, действия, оскорбляющие Ататюрка”¹⁰.

Ответом на эти решения стало тщательно организованное массовое выступление сторонников шариата, которое можно оценить как кульминацию открытого массированного давления на светскую элиту и светский правопорядок в стране. 11 мая в Стамбуле на площади Султанахмет по инициативе 142-х исламских организаций, прежде всего Рефах, при активном участии некоторых ее лидеров, депутатов, учащихся и преподавателей школ имамов-хатибов состоялся 30-тысячный митинг сторонников исламистского пути Турции. Журналисты отмечали раздельное присутствие на митинге множества женщин в черных одеяниях, бородатых мужчин, мальчиков 5-6 лет с чалмой или тюбетейкой на голове. Приводилось содержание некоторых лозунгов на плакатах: “Прочь руки от школ имамов-хатибов”, “Шариат или смерть”, “Долой диктатуру”, “Кемалистская диктатура – израильская марионетка”. На некоторых зеленых знаменах по-арабски было написано: “Здесь Турция, а не Израиль”, “Руки прочь от имама”. Как сообщалось в “Джумхуриет”, при упоминании выступающими Ататюрка слышен был гул недовольных голосов. Один из депутатов от Рефах, Хатипоглу, в своем выступлении потребовал защитить школы имамов-хатибов, требовал к ответу генерала Чевика Бира, главного участника переговоров с Израилем о военном сотрудничестве, кричал: “Турция не будет Израилем, да здравствует шариат, если потребуется, ударим и кулаком”¹¹.

Устроенный исламистами митинг напугал многих, даже сочувствующих исламистам, вызвал шок в кругах светских интеллектуалов, о чем свидетельствовали комментарии к информации и снимкам. После этого события армейская верхушка усилила давление на гражданскую власть, выступила с публичными разоблачениями исламистов. Да и светская неправительственная элита, правовые органы, СМИ подняли тревогу¹².

21 мая 1997 г. главный прокурор Кассационного суда Турции Вурал Саваш обратился с иском в Конституционный суд с требованием закрыть Партию благополучия – главного участника правительственной коалиции. Более чем на ста страницах иска излагались многочисленные нарушения Эрбаканом и другими лидерами партии законодательства страны по вопросам светскости во время их пребывания в правительстве, работы в парламенте. В заключении подчеркивалось, что “ни разу за всю историю Турецкой республики она не сталкивалась с такой опасностью реакции (“иртиджа”), как теперь”. Летом 1997 г. правительство Эрбакана ушло в отставку, его сменило новое коалиционное светское правительство во главе с лидером Партии отечества М. Йылмазом.

Приговор Конституционным судом был вынесен 22 февраля 1998 года, принятое им постановление о закрытии ПБ вступило в силу. Н. Эрбакан и еще пять руководителей партии были лишены депутатской неприкосновенности, самому лидеру к тому же было запрещено заниматься политической деятельностью и создавать политическую партию. На 329 страницах решения можно было найти немало положений, аргументирующих закрытие Рефах. Утверждалось, что Н.Эрбакан “безусловно в течение 28 лет остается последователем шариата”, что он “призывал к строю, основанному на религии”. Не оспаривая неприкосновенность депутатов ПБ, документ подчеркивал, что “партия в качестве юридического лица не может пользоваться такого рода защитой... Партии не могут стремиться к учреждению государственного строя, порождающего религиозный раскол.., не могут опираться на религии, секты и учения, использовать соответствующие названия. Социальные, политические, правовые основы государственного режима даже частично не следует приспосабливать к религиозным верованиям и принципам”. В решении отмечалась значимость для Турции светскости. Принятие этого принципа “разрушило средневековый догматизм, обеспечило преимущество разума, значимость науки, утвердило в качестве жизненного принципа цивилизацию, гарантирующую развитие свободы и демократии, национальное развитие, независимость, власть нации, гуманистических идеалов”.

Отмечалось, что событием стали следующие слова Эрбакана: “Эта партия – исламистская армия джихада. Всеми силами вы должны стараться ради этой армии”. В документе были приведены и другие высказывания представителей руководства партии, направленные против нынешнего конституционного режима, в поддержку шариата, например, следующая угроза депутата от ПБ Халиля Челика: “Если вы при власти Партии благоденствия закроете школы имамов-хатибов, прольется кровь, будет похуже Алжира”. Министр юстиции от ПБ заявлял: “Мы принудительно сделаем интеллигенции инъекцию шариата¹³.

Военные продолжали оказывать активное давление на власть и позже, уже на коалиционное правительство Месута Йылмаза. Весной 1998 года нажим на правительство и на самого премьер-министра Йылмаза заметно усилился и на одном из заседаний парламентской группы ПО премьер, не выдержав, попытался указать военным на то, в чем состоят их обязанности. Он заявил, что “борьба с реакцией – обязанность правительства”, что “я не поручал армии принять меры против реакции”, “пусть военные занимаются своим делом” ...Слова Йылмаза были немедленно размножены турецкими СМИ, военное руководство сразу же подготовило резкое заявление – “Обращение” к нации, которое было опубликовано 21 марта 1998 года и немедленно названо в СМИ новым меморандумом военных властям. В нем, в частности говорилось о том, что “никто, какой бы пост он ни занимал и какие бы обязанности он ни выполнял, не может выступать и действовать таким образом, чтобы бросить тень на ТВС или заподозрить их в нарушении своих обязанностей в отношении безопасности страны, борьбы с сепаратизмом и реакцией... ТВС – не угроза для нашей страны, как утверждается в некоторых безответственных заявлениях, а гарантия ее безопасности”¹⁴. Это Обращение Генштаба к общественности вызвало переполох в политических кругах страны. Начали возникать вопросы – “не произошел ли военный переворот, не уходит ли М.Йылмаз в отставку”? Только к полуночи стало ясно, что никакого переворота нет, а есть обращение к общественности¹⁵.

Продолжающийся нажим военных на правительство сопровождался многочисленными комментариями по поводу того, что решения 28 февраля “не выполняются”, что сторонники шариата создали и сохраняют собственные партии, вакуфы, школы, холдинги и убеждены, что смогут разрушить республику, ориентированную на светскость и демократию. Видный экономист, представитель левоцентристских кругов Якуб Кепенек писал, что только левая НРП открыто выступает против политизации ислама. Все остальные партии смотрят на количество голосов, которые могут получить благодаря поддержке исламистов. По мнению Кепенека, нынешняя политизация ислама отличается по ряду признаков от прежней. Политический ислам все более множится, дробится внутри себя – от мягких вариантов до крайней жестокости, от скрытого арабского до открытого турецкого национализма. “Он не в состоянии по своей сути открыть перед обществом новые перспективы, комплексную экономическую, социальную, политическую и культурную программу 21 века”. Кепенек утверждал далее, что “политический ислам с каждым днем все стремительнее берет в свои руки управление обществом. При открытой поддержке правительственных чиновников государственные структуры передаются шариатским кадрам. Практика свидетельствует, что это происходит повсюду – от образования до безопасности, от здравоохранения до постов вали и каймакамов. В последнее время стало очевидным еще одно явление – духовная жизнь Турции в своей основе все более тяготеет к исламу. Интеллектуальная среда представлена прежде всего шейхами тарикатов либо духовными наставниками. Партии понимают, что без светскости не может быть демократии, но годами затягивают трансформирование этого в практику. В таких условиях общество никак не может избавиться от схемы “штык или реакционность”¹⁶.

Приводя некоторые подробности упомянутого заседания СНБ, пресса комментирует доклад на нем так называемой Западной рабочей группы, созданной при Генштабе. В нем поставлены вопросы о тюрбане, проникновении реакционеров в государственные кадры, о финансовых источниках, о положении в системе образования, о группе Фетхуллаха Гюлена. Относительно Ф.Гюлена отмечено, что “община представляет собою тайную угрозу светскому режиму”, “она завершила свое утверждение в органах безопасности и стремится превратить полицию в альтернативу армии”; “обладает готовыми управленческими кадрами, хорошо подготовленным составом, это прекрасно организованная группа”. Контролируемые Ф.Гюленом школы по своему значению составляют альтернативу министерству национального образования”¹⁷. В газете “Джумхуриет” обозреватель Четинкая, давно наблюдающий в печати за деятельностью Ф.Гюлена, считает, что с уходом правительства Эрбакана – Чиллер проблема шариата не решена. И Месут Йылмаз, и его заместители по коалиции “не замечают влияния во всех государственных организациях сторонников Фетхуллаха, оказывают им всяческое расположение.., сдувают с них пылинки...” Между тем эти люди “представляют одну из ветвей нурджизма, заложившего динамит в фундамент светской демократической республики”¹⁸. В той же газете также напоминается, что представители военных в Совете национальной безопасности подготовили досье по обществу Фетхуллаха Гюлена. “Обращено внимание на то, что цель Гюлена, действующего закулисно и в стране, и за границей в качестве лидера мусульман всего мира,– шариатское государство”. Согласно этим материалам, “Фетхуллах Гюлен и его группа преуспели в создании внутри и вне страны громадной организации, претендуют на лидерство в мировом мусульманстве”. В перспективе Фетхуллах Гюлен “поставит Турецкую республику в трудное положение и осуществит личное религиозное лидерство, которое будет невозможно увязать с демократическими светскими принципами”. В докладе отмечается, что Фетхуллах Гюлен осуществляет контроль над 9 отдельными группами нурджистов, в его распоряжении 90 вакуфов, 103 частные школы, 211 фирм, 460 учебных залов, и около 500 очагов для учащихся. Сообществу подконтрольны 14 журналов, 1 газета, 1 телекомпания и 2 радио¹⁹.

Круг организаций и партий, поддерживающих армию в ее борьбе с антиконституционным исламизмом, заметно сужался по мере приближения выборов, назначенных на апрель 1999 г. В самом же армейском руководстве решено было даже внести изменения в концепцию национальной военной стратегии, пересмотреть школьные учебники. По таким темам, как национальная безопасность, турецкий язык и литература, история революции, социология, география, религиозная культура и мораль, история религий, иностранный язык будут усилены акценты на кемализм, светскость и реакционность (“иртиджа”)²⁰.

Новая происламская партия Фазилет, заполучив от запрещенной Рефах всех ее депутатов в парламенте, уже в августе 1998 г. начала переговоры о создании предвыборной коалиции между Фазилет и Партией верного пути с привлечением нескольких мелких партий. Руководство двух партий соглашалось с тем, что между ними нет подлинного доверия друг другу, однако интересы демократии требуют создания сотрудничества “перед давлением военных, Партии отечества и левого союза”. Н.Эрбакан в связи с этим высказал убеждение, что такая коалиция сможет получить 65% голосов избирателей²¹.

О сохраняющемся расколе в обществе перед выборами напоминал президент страны С.Демирель: “Предвыборная пропаганда, эксплуатирующая религию и сеющая вражду против армии, вышла за рамки конституционных границ и заставляет государство принимать меры. Не может быть позволено покончить со светской демократической республикой, вытравить принципы, на которых она существует”²².

Итоги парламентских выборов 18 апреля 1999 г. свидетельствовали, что острый политический кризис, вызванный исламистами в 1997 году, возникшее в связи с этим глубокое противостояние в обществе, обнародование негативных фактов, касающихся и Рефах, и религиозных орденов, подтверждавших стремление исламистских радикалов подорвать светский режим в стране, – все это заметно сказалось на настроении избирателей. Как признавалось в одном турецком журнале, “нашему обществу не слишком улыбалась атмосфера политической дестабилизации, угрожавшей уже самому режиму, – оно уже достаточно натерпелось от всего этого”²³. Фазилет, преемница запрещенной Рефах, утратила свое лидерство в меджлисе, получив 15,4% голосов и оказавшись на третьем месте по числу депутатских мест.

Сохраняя ту же последовательность, какая была в предыдущем парламенте, в новом парламенте за Фазилет идут ее недавние соперники-союзники – Партия отечества (четвертое место, 13,2% голосов) и Партия верного пути (пятое место, 12 %). В лидеры нового парламента вышли Демократическая левая партия во главе с Б.Эджевитом, премьером переходного правительства (22,2%), и Партия националистического действия во главе с новым, после смерти А.Тюркеша, лидером Девлетом Бахчели (18%). Турецкая печать оценила успех этих двух партий как успех турецкого национализма и слева, и справа. Нет сомнения, этим двум партиям достались голоса тех представителей электората, которые ранее верили лозунгам социальной справедливости партии Эрбакана.

Можно считать, что выборы сняли остроту конфликта, но противостояние между исламистами и светским большинством общества сохраняется, поскольку живы его социальные корни и политические амбиции исламистских радикалов. Левая печать, например, считает, что убийство уже после выборов двух активных сторонников демократии, светскости, Шюккрю Демиркюрека, члена общества идей кемализма, и известного публициста Ахмеда Танера Кышлалы – дело рук террористов-исламистов. Поэтому вновь, уже который раз президент С.Демирель вынужден был повторить после выборов, что в Турции “не будут допущены сепаратизм и эксплуатация религии”²⁴. Начальник Генштаба X. Кыврыкоглу заявляет, что “процесс, начатый 28 февраля 1997 года, не завершен. Некоторые из принятых тогда важных решений не стали законами”²⁵. Прокуратура Турции начала расследование антиконституционной деятельности религиозного сообщества Фетхуллаха Гюлена²⁶. Судебные власти страны продолжают расследовать события, связанные с деятельностью активистов запрещенной Рефах в период ее пребывания у власти. Более того, судебные инстанции возбудили дело и против Фазилет, подозревая некоторых ее деятелей, бывших членов Рефах, в стремлении покончить со светским режимом. В печати отмечается, что внутрипартийная борьба в этой исламистской партии пока не завершилась Ш. Алтай спрашивает в “Миллиет”: “Будет ли Фазилет “мусульманской демократической партией”, исповедующей моральные ценности Ислама и одновременно являясь принадлежностью светского демократического режима, основанного на правах и свободах человека, либо она останется политическим движением, который является источником серьезного беспокойства”²⁷.

Исследуя нынешнюю деятельность турецких радикальных исламистов, их цели, тесно связанные с глобальными претензиями воинствующего исламизма, мы приходим к неизбежному выводу о том, что дело не ограничивается результатами активности лишь в самой Турции. Политизация ислама, сопровождаемая конфликтами даже с местными властями давно стала реальностью в среде турецкого и курдского населения в Западной Европе, прежде всего в Германии, где проживает большая часть турецких эмигрантов – примерно 2,5 млн. человек. По состоянию на 1996 год в Германии насчитывалось более двух тысяч мусульманских общин со своими мечетями, принадлежащих различным турецким исламским организациям. Как считает турецкий автор Метин Гюр, некоторые объединения турецких исламистов, даже находясь в развитой Европе, преследуют одну цель – “во имя Аллаха укрепить исламизм и установить его господство над всем миром”. Он приводит слова одного из германских исламистов, директора исламского архива Германии Салима Абдуллаха, опубликованные в “Милли газете” 29 сентября 1990 года: “Почему в 60-е годы нашего времени житель Анатолии оказался в Германии? По-моему, на этот раз Аллах избрал рабочих-эмигрантов чтобы утвердить свою религию. То, что не сумели сделать в 17 веке турецкие войска под Веной и Нюрнбергом, успешно проделали простые люди, отправившись из Анатолии зарабатывать свой хлеб. Повсюду, где появляется мусульманин с Кораном, он одерживает победу. Поэтому возвратиться в Анатолию – значит вновь исламу отступиться от западного мира”²⁸.

Другие исследователи проблемы турецкой эмиграции в Западную Европу Фарук Шен и Седеф Корай отмечали в 1993 году, что “турецкая, в известном смысле исламская культура сегодня заявляет о себе в Европе во всех сферах. Там имеются турецкие газеты, каналы ТВ на турецком языке, центры по образованию, исламские школы, спортивные общества, турецкие магазины и предприятия, политические организации...” Отмечая политическую пестроту турецких организаций в Европе, авторы признают, что наибольшего влияния добились исламские организации, имеющие свои турецко-исламские центры, в 1975 году объединившиеся в единый союз. Предположительно уже в конце 70-х годов до 100 тыс. турецких детей посещали курсы Корана. Среди действующих ныне в Европе турецких происламских организаций самой влиятельной является “Национальный взгляд. Европейское отделение” (АМГТ) известная своими связями с исламистами в Турции, с партией Рефах²⁹.

Автор книги о турецком национализме Поултон пишет, что информационная революция, ТВ и другие СМИ как элементы глобализации используются турецкими националистами для сохранения обособленности турок в Европе, создания некоего замкнутого мусульманского сообщества, напрямую связанного с Турцией. По его мнению, “хорошо финансируемые и политически окрепшие исламские группы ныне стали главными актерами “государства-родственника”, причем со своей программой действий, которая часто не совпадает с государственной. Более того, имеются признаки того, что турецкое правительство проявляет настороженность в связи с ростом исламского тюркизма...Для турка за рубежом ислам – прежде всего признак турецкой национальной идентичности. Для него полностью адаптироваться в германскую культуру было и остается делом трудно преодолимым”³⁰.

Такого рода факты позволяют понять некоторые причины задержки принятия “христианским миром” Турции в ЕС. Для немцев, прежде всего националистов, исламизм – это троянский конь. Любопытна информация по этой острой теме в газете Хюрриет. В ней сообщается о намерении властей земли Гессен в Германии прекратить субсидирование преподавания турецкого языка и ислама в немецких школах. Министр внутренних дел этой земли заявил, что он не хочет, чтобы жители Германии представляли из себя два общества с различными языками и разными религиями³¹.

Если активная деятельность турецких исламистов в Западной Европе среди своих сограждан началась давно, вслед за массовой эмиграцией турок в Европу, и лидерство в ней принадлежало соратникам Эрбакана, то в России и в других странах СНГ эта деятельность стала возможной после распада СССР и оживления гуманитарных и экономических связей Турции с каждой из стран СНГ. Лидерство же в ней оказалось в руках сторонников Фетхуллаха Гюлена и примкнувших к ним светских политических лидеров, прежде всего Чиллер. Здесь вполне отчетливо и эффективно проявляется подчас не всегда видимый на практике исламо-турецкий синтез. В постсоветских условиях турецкий исламизм в духе Фетхуллаха-ходжи проявил себя как факт односторонней благотворительности на ниве просвещения, т.е. там, где у себя в стране турецкие светские власти видят угрозу светскому режиму. Причем некоторые турецкие публицисты, политики, ученые отмечают активную поддержку этой благотворительной деятельности Соединенными Штатами и официальными турецкими властями. Проф. Акчин, например, считает, что открытие Фетхуллахом-ходжой 250 прекрасно оборудованных школ при поддержке США расширило географию нурджизма, а портреты Ататюрка вывешены в школах лишь для того, чтобы остался довольным турецкий МИД. США же поддерживают такое распространение нурджизма с тем, “чтобы вновь Средняя Азия не оказалась в объятиях России. Это – продолжение все той же прежней политики США, когда утверждалось, что ислам – лучшее лекарство от коммунизма”³². Аналогичная просветительская деятельность турок уже в Крыму описана А.Севастьяновым, зам. директора Института стран СНГ³³.

Нынешний опыт противостояния в Турции стал уроком для ее светских кругов, уверовавших первоначально в модель мягкого ислама в условиях демократизации и европеизации, для тех, кто хотел “приручить” радикальных исламистов, сделать их орудием исполнения своих политических амбиций внутри страны и националистических – в тюркских государствах. Этот опыт приручения исламистов дорого обходится Турции. Не в восторге от итогов приобщения турецких радикальных исламистов в Европе – они так и не стали интегрированной частью европейского общества. Политический ислам в стране подрывает шансы Турции быть принятой в ЕС. Более того, активизация исламистов может стать внутренней угрозой для ЕС. Германия – за интеграцию турок в европейское общество, а не за сепаратное общество в нем. Турецкое исламистское просветительство на просторах бывшего СССР не приносит спокойствия Киргизии, Узбекистану, российскому Северному Кавказу, украинскому Крыму, наоборот, обостряются этнические и религиозные конфликты. Конфликт между гражданской властью и радикальным исламом стал острой проблемой в тюркских республиках СНГ.